Записки беспогонника - [7]

Ночевал я у Бориса Александрова — зятя жены — артиста Театра Красной Армии. Семья его была на чале, а сам он, судя по количеству окурков, видно, с утра играл в преферанс с приятелями-артистами. Ни о чем с ним не говорил, отдал ему для передачи моей семье большую часть денег, с наслаждением принял ванну и лег спать в кухне.

На следующее утро я отправился в Главгидрострой, который помещался в Сокольниках на улице Матросская Тишина, в большом доме между сумасшедшим домом и тюрьмой. Тогда острили: «А мы — кандидаты туда или сюда».

В 7 часов, конечно, никого там не было, но к 9 собрались все служащие, и учреждение зажужжало.

Жужжание это было несколько взволнованнее и тревожнее обычного. В коридорах таинственно перешептывались, девушки и юноши носились с бумажками и рулонами. Многие собирались куда-то уезжать, но куда — не говорили. Перед кабинетом начальника сектора геологии Валериана Алексеевича Семенцова выстроилась очередь, в которую встал и Николай Владимирович. Один за другим люди входили за роковую дверь и выходили оттуда, возбужденно размахивая бумажками.

Я подошел к главному геологу Сахарову, с которым вместе работал три года в Куйбышеве.

— Всеволод Вячеславович, бога ради, скажите — куда мы едем?

— Это, батенька мой, военная тайна, — пробасил он, насупив свои лохматые брови, и, опасливо оглядевшись, шепотом добавил: — Вы едете на запад строить линию Сталина.

— О-о-о! — Я даже зашатался.

Походив немного, я опять обратился к Сахарову:

— Всеволод Вячеславович, а скажите, как мое рационализаторское предложение?

— Подите вы к черту с вашим предложением! Тут, батенька мой, одним взмахом пера пятнадцать строительств прикрыли.

Я решил, что настал удобный момент, и дрожащим голосом признался ему в сожжении молодоженами своего талмуда с координатами.

— И опять повторю, подите к черту с вашими координатами! Если хотите знать, мы очень обрадовались, что прикрыли Ковровскую ГЭС.

Я уже раньше слышал разговоры о неудачно выбранной площадке для строительства на дне озера, на выщелочных известняках.

Выбрали неудачно из-за великой спешки. Эшелоны с заключенными уже ехали, а геологи еще не могли указать — где строить. НКВД нажало, ученые, естественно, испугались и ткнули: «вот тут». А впоследствии бурение по створу земляной плотины показало, что за двести метров от выбранной площадки находятся крепкие, как скала, известняки. Но переносить уже поздно было.

Я отошел от Сахарова. Время медленно двигалось вперед. Наконец Николай Владимирович вышел от Семенцова.

— Через час едем, — сказал он какой-то толстой еврейке. — Я обязываю вас явиться через час. А вы, — обратился он ко мне, — смотрите, чтобы никуда…

Прошел час, и другой, и третий. Николай Владимирович нервно ходил по коридору, он ждал еврейку, назначенную к нам лаборанткой. Я дремал на подоконнике.

Во время обеденного перерыва ко мне подошел Сахаров. Зная его за большого умницу и культурнейшего человека, я спросил его, что он думает о положении на фронтах.

— Любили мы бахвалиться, трезвонили — Красная Армия всех сильнее — вот что! — ответил он. — Но я не смотрю на будущее печально и безнадежно. Вот если Москву да Ленинград они возьмут, да на Кавказ заберутся — ну, тогда понятно — дела наши повернутся неважно.

Эти слова сильно подбодрили меня, и впоследствии я их часто вспоминал.

Только в 5 часов вечера явилась с двумя огромными чемоданами толстая еврейка, раскрасневшаяся, тяжело дыша.

Николай Владимирович с зеленым от злости лицом сказал ей несколько «теплых» слов. Несмотря на поздний час, он приказал немедленно выезжать. Как полагается порядочному человеку, он уступил еврейке место в кабине, а сам сел с нами в кузов.

Мы поехали через Москву по Садовому кольцу. У Смоленской площади свернули направо к Бородинскому мосту, покатили по Большой Дорогомиловской и выехали на автостраду. Москва в розовом сиянии догоравшей зари исчезла вдали.

Мы обогнали вереницу грузовых машин, битком набитых девушками. Они улыбались нам и пели песню: «Если завтра война, если завтра в поход…»

Нам попалось несколько маленьких танкеток, проехала конная батарея тяжелых орудий. А вообще войск почти не было видно.

Когда стемнело, километров за 40 от Москвы в березовой роще мы остановились ночевать. Было тепло. Я лег на спину и глядел сквозь листву на звезды. Спать не хотелось.

Ранним утром двинулись дальше. Стали попадаться войска, но немного. Шагали по обочинам пехотинцы в касках, ехала конная артиллерия.

Николай Владимирович, как бывший артиллерийский офицер еще Первой мировой войны, подробно нам объяснял свойства орудий различных калибров, рассказывал всякие случаи из своей прошлой военной жизни. Рассказчик он был великолепный, но о будущей нашей работе, о том — куда мы едем, хитрец не говорил ни слова.

Мы проезжали мимо КПП — контрольно-пропускных пунктов. Нас отпускали без разговоров. С собой мы взяли движок и буровой станок «Крелиус». Этот станок, повернутый на бок, был очень похож на пушку невиданного образца и потому служил нам более солидным пропуском, нежели наши документы и путевка.

А впрочем, документы каждому из нас выдали не менее солидные: