Записки беспогонника - [32]

На следующий день после отъезда Николая Владимировича и других собрала мне жена пожитки, испекла пышек и я, попрощавшись со своими, пошел в город на горьковский поезд.

В Коврове на вокзале встретился с неким Лемзиковым, на строительстве Ковровской ГЭС он работал инспектором и приходил к нам в бурпартию проверять выполнение плана. За его придирки и стремление снизить наши показатели мы его остро ненавидели и называли, чуть-чуть изменяя фамилию, очень нецензурно. Я сам несколько раз с ним жестоко переругался.

Сейчас, наоборот, мы чрезвычайно обрадовались друг другу. Как я в бурпартии, так и он на строительстве был единственный, решившийся оставить семью на месте, когда остальные вольнонаемные умчались кто куда. Он, так же как и я, ехал в Горький к Жуленеву, но у него было громадное передо мной преимущество: бывший начальник строительства приходился ему шурином.

Поезд опоздал на несколько часов, и мы с Лемзиковым сели только вечером. Едва влезли в битком набитый вагон и тронулись в полной темноте, сидя на своих чемоданах.

Подъезжая к Горькому, Лемзиков вдруг обнаружил пропажу одного сапога. Зачем ему понадобилось снять на ночь сапоги в этой сутолоке — не знаю. Но теперь его положение было самым дурацким. На его счастье одна женщина продала ему втридорога белые брезентовые летние туфельки, хорошо еще, что на низком каблуке.

В четыре утра приехали мы в Горький и вышли на покрытую слякотью привокзальную площадь, я с одним чемоданом, Лемзиков с двумя, да еще с рюкзаком, да еще с сапогом под мышкой. Пройдя несколько шагов, он зачерпнул из лужи своими туфельками.

Мы отправились в «Эвакопункт», находившийся на той же площади в здании железнодорожного клуба. Я не знал, что это такое. Мы вошли внутрь. Стены вдоль лестницы были сплошь заклеены объявлениями: «Такой-то разыскивает такую-то», «Такой-то разыскивает такого-то»… Поднялись по лестнице, вошли в бывший зрительный зал. Кресла были убраны, а по всей сцене и по зрительному залу на узлах и чемоданах спала сплошная масса людей. Женщины худые и толстые, впрочем, больше толстые, лежали и храпели на своих сильно измятых, когда-то шикарных манто и шубах, прижавшись к ним, спали дети всех возрастов… Эта масса была ничтожной долей московских паникеров.

Кто-то проснулся и, жестоко ругаясь, стал нас выгонять. Оказывается, мужчин сюда не пускают, они ночуют в каком-то сарае на станционных путях.

В предрассветной мгле мы с Лемзиковым побрели в город. Несмотря на ранний час, народу шагало множество. Виду людей был измученный, хмурый, лица землистые, не выспавшиеся. По мосту перешли Оку. Наклонившись за перила, я различил в туманной мути холодные серые волны.

Начинать искать Жуленева и Управление Оборонительного Строительства было еще рано. Мы решили заняться продажей единственного сапога Лемзикова. Ходили мы по улицам, ходили, ища подходящего инвалида, встретили таковых человек семь, но все они были без правой ноги, а сапог был тоже на правую ногу. Наконец попался старичок нищий, которого едва уговорили купить; он все говорил, что в хромовом сапоге ему никто не подаст, в конце концов дал десятку.

Поднялись на гору. Я помнил нижегородский Кремль по своей поездке 20-х годов, тогда при слиянии Оки и Волги стояли на высокой горе храмы, один другого краше и внушительнее. Похожий на московский, тот Кремль был незабываем.

И нигде я не видел, чтобы так варварски погубили старину, как в Горьком. Все церкви, кроме одной, разрушили, а на их месте воздвигли мрачно-серые коробки, еще более отталкивающие на фоне замшелых кремлевских стен и башен.

Управление Оборонительного Строительства находилось возле Кремля. В 8 утра мы вошли внутрь. Какая-то девица к нашему ужасу нам объявила, что мы опоздали, что все уже уехали в Куйбышев и через час отходит последняя баржа, но туда нас, как чужих, все равно не пустят. Спрашивали мы о Жуленеве, но никто его не знал.

Случайно проходивший гражданин сказал, что здесь не тот Гидрострой, какой нам нужен, и направил нас на Покровку. Это было внизу под горой на берегу Оки.

Напрасно только волокли мы свои чемоданы на гору.

Наконец мы попали туда, куда нам было нужно. Мы узнали, что Жуленев является начальником Управления Строительства, и попросили в отделе кадров направить нас именно к нему.

К моему удивлению, никаких анкет заполнять не потребовали, просто, наверное, бланков не было. Я получил документы, что я инженер-геодезист, а также квиток на обед и на хлеб.

По дешевке пообедали, дали нам по две буханки белого хлеба, и мы направились на Волжскую пристань, чтобы ехать за 70 километров вниз по Волге до пристани Работки.

Было это 31 октября.

Стоя в очереди за билетами, я услышал жуткий рассказ о столкновении буксирного парохода с пассажирским, когда оба потонули и погибло около тысячи людей.

В очереди была такая бестолковая давка, что я обратился за помощью к милиционеру, который меня поставил впереди всех. Лемзиков оставался стеречь вещи.

Через час мы с ним поехали. Я сидел внизу у окошка и наблюдал за близкими волнами Волги.

Тусклые, из-за пелены дождя, берега проплывали мимо. Богатые села с полуразрушенными изуродованными старинными храмами, с каменными двухэтажными зданиями следовали одно за другим. Видел я торчавшие из воды трубы и мачты обоих потонувших пароходов.