Записки археографа - [164]
Кризис 1928-1930 гг. В 1928 г. противостояние между двумя основными течениями в отечественной историографии – официально поощряемым политической властью марксистским направлением (или «школой Покровского», что точнее)[1067] и историками, сохранявшими традиции отечественной историографии, – вылилось в открытый конфликт, затронувший различные стороны их отношений.
Прежде всего, этот кризис получил методологическое измерение. В 1928 г. Д. М. Петрушевский издал свои «Очерки из экономической истории средневековой Европы», где вновь повторил свои представления о природе феодализма. Феодализм он определял как «политическую публично-правовую конструкцию, …созданную государством для надобностей государственного разделения труда, систему соподчиненных государственных тяглых сословий»[1068]. Но в своих «Очерках…» исследователь, изучая роль государства, приходил к ещё более радикальным выводам. Государство, политическая власть становятся, по его оценке, первопричиной для появления и построения различных форм социально-политического устройства. По Петрушевскому, феодальный строй по существу своему – строй политический, одна из форм государственного устройства и управления.
Это положение, по мнению автора, носит более или менее универсальный характер и отнюдь не замыкается границами отдельного государства. «С успехом сравнительно-исторических изучений становилось все более ясным, что феодальный порядок не есть продукт местного, европейского средневекового развития, что феодальные явления можно наблюдать и в Древней Греции, и в Риме, и в обществах Древнего Востока, и у славянских народов, и у арабов, и в Японии, и в Китае. Феодализм переставал быть категорией чисто исторической и становился явно категорией социологической». Поэтому Петрушевский призывал сравнивать развитие России и историей других стран. «История Римской империи, – писал он, – бросает яркий свет на процессы политического и социального развития, совершавшегося в Московской Руси, а между тем, наука русской истории, можно сказать, совершенно игнорирует те в высокой мере назидательные поучения, которые ей щедрой рукой предлагает империя Диоклетиана и Константина. Достаточно сопоставить римский колонат с крепостным правом Московского государства, чтобы бросилось в глаза поразительное сходство и самих этих институтов и тех причин, которые вызвали их в жизнь».
И тут же Петрушевский провоцировал читателя на опасные сопоставления, рассказывая о периоде поздней Римской империи. Он, характеризуя политическое устройство этого государства, определял его как «государственный социализм», признаками которого были, по его мнению, «атмосфера произвола и насилия, созданная безответственной бюрократией, безмерно разросшейся, недобросовестной и жадной». В свою очередь, это стало «лишь естественным следствием этого превращения общества в пассивный объект прежде всего фискальной политики государства. Государственный социализм, который мы не можем не видеть во всей этой системе, не являлся в результате какой-то теоретической программы, отправлявшейся от идеологических предпосылок, но был вызван суровыми требованиями жизни»[1069]. «Суровые требования жизни», по Петрушевскому, это необходимость преодоления кризиса путём усиления фискальной функции государства.
Критика концепции Петрушевского началась ещё до выхода в свет этой книги. Рукопись «Очерков…» обсуждалась на заседании учёного совета Института истории РАНИОН. Немедленно после публикации «Очерков…», 30 марта и 6 апреля 1928 г., на заседаниях Общества историков-марксистов П. И. Кушнер, С. С. Кривцов, Г. С. Фридлянд, А. Д. Удальцов,
В. Б. Аптекарь и Μ. Н. Покровский были единодушны в своём осуждении книги, которая, по их мнению, означала нападки на марксизм со стороны западноевропейских философских школ и их русских последователей, не прекращавших борьбы с марксизмом[1070].
«Книга Д. М. Петрушевского «Очерки из экономической истории средневековой Европы», – писали цензоры ЦК, – является выражением открытого наступления на методологию марксизма, возвращается к Риккерту и Максу Веберу»[1071]. «Очерки…» немедленно вызвали резко критическую рецензию Покровского[1072]. Опасность позиции Петрушевского состояла для «школы Покровского» и в том, что она, эта школа, ориентированная на новейшую историю, не имела должным образом подготовленных специалистов, чтобы вести полемику по существу специфики феодализма.
Однако в распоряжении Покровского оставались административные средства. Научная полемика превращалась в административно-полицейскую операцию. Покровский писал в ЦК ВКП (б), что «долголетний опыт работы с Институтом истории РАНИОНа показал нам, историкам-коммунистам, что какие бы мы старания ни употребляли, но Институт истории РАНИОНа не сделается органом той науки, которую мы единственно признаем наукой и по пути которой мы можем вести подрастающее поколение историков» (курсив мой. – Р. П.).
Петрушевский был снят с поста директора РАНИОН. Затем последовало переподчинение РАНИОН из ведения Московского университета – в Комакадемию, где возник Институт истории на основе слияния нового Института истории Комакадемии с Институтом истории.
