Записка смертника - [60]
— Я не понимаю… Я ничего не понимаю…
— Смотри, она снова думает, что ее ребенок жив. Порой людское горе, способно заглушить ощущение реальности. Неужели она не может понять, что они убили ребенка? Убили ее мужа! Странно.
— Ка-ка-к такое возможно?
— Что возможно?
— Ты та девушка, которая была на пирсе!
— Это не я была, а ты был. Ты был на пирсе.
(Всплеск воды.)
— Снова выкинула своего ребенка в воду. Скажи мне, почему она всякий раз, когда выкидывает тело своего дитя в воду, спустя час возвращается?
— Я ничего не понимаю…
— Мда, я правильно рассчитывала не получить от тебя ответа. Мне кажется, что она не может справиться с горем потери единственного ребенка, поэтому всякий раз возвращается, поднимает тело ребенка, укладывает его в колыбельную кровать, а после думает, что мир прекрасен, потому что с ней есть ее дитя.
Я не заметил, что лодка причалила к каменистому берегу реки. Позади себя, я начал слышать медленные, измученные горем шаги. Повернувшись в сторону лодки, я увидел, как женщина, волочит ноги по камням. Каждый камень резал ее ступни, но ей было все ровно. Физическая боль, никогда не сравнится с болью внутри сердца. Она остановилась в нескольких метрах от меня. Когда она стояла, то временами меняла ноги местами, ведь ее левая нога, была в десятках порезах, которые смешались с огромным слоем грязи. С ее головы, свисали мокрые волосы, которые полностью закрывали лицо. Ее одежда, была во множестве порезов, измазана грязью, а также сырой. Можно даже сказать, что это очень старая ночнушка. Она стояла и долгое время смотрела, то ли на меня, то ли вдаль. В этот момент никто не говорил, даже бледная девушка позади меня. Всю эту тишину прервал резкий, громкий крик, а после истеричный плач, который вырвался из женщины. Она упала на камни, разбив себе колени.
— Видишь, что я тебе говорила. Каждый раз она плачет, а после возвращается в море, чтобы взять дитя обратно. А после, сидит в лодке и поет колыбельные песни, будто ничего не случилось. Странно. Странно. Странно. Странно. Странно. Странно. Странно. Странно.
— Странно Майкл, что ты еще не проснулся. Майкл, ты слышишь меня? Гипноз закончился. Ты можешь открыть глаза. На счет три, ты проснешься окончательно. Ты слышишь? На счет три. Один, два, три.
(Щелчок пальцев)
Глава XI.
— Майкл, ты слышишь меня? Если слышишь, то наклони голову вниз, — моя голова опустилась вниз, увидев это, с лица доктора сползло напряжение, а после, он помог мне сесть на диван. — Ух, парень, ну ты меня напугал. Я думал, что все. Что больше тебя не вывести из гипноза. Ты можешь говорить?
— Э-э, да доктор, — я все еще, находился в состоянии гипноза. Казалось бы, на третий сеанс, я должен привыкнуть к постгипнотическому состоянию, которое обычно бывает после него. Небольшая тупость в мозгу. Непонимание того, где сейчас находишься.
— Тебе кофе принести?
— Я думаю, что да. Двойной, желательно.
— Нет проблем, жди меня. Я мигом в «Старбакс», а после мы продолжим.
— Конечно.
Доктор Майлз, вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Я остался один примерно на десять минут, ведь ближайший «Старбакс», находился на первом этаже здания. Доктор Майлз, действительно помогал мне вспомнить события прошлого. Мне смысла нет писать снова, зачем я пошел к нему. Хотя, каждый раз выходя из состояния гипноза, я утверждаю себе, что так надо, что я вспомню события после того дня, когда я поцеловал Мисае, а после у меня случился провал в памяти, после которого, я оказался у монитора компьютера, смотря на письмо написанное ей. Странно, что я удалил все письма кроме последних четырех. Из них я смог почерпнуть только одно, что мы были вместе, но случилось что-то ужасное, отчего мы расстались. Конечно, я помнил эти четыре письма, которые разрушили мою жизнь, которые избавили меня от единственного смысла в жизни. Мисае.
Глава XII.
Страх, боль, воспоминания.
«Здравствуй, любимая. Я пишу это письмо, чтобы рассказать тебе о своих чувствах. О том, что… я испытываю в данный момент…
Любимая Мисае… Я люблю тебя больше собственной жизни… Я не могу жить без тебя… Я не могу дышать без тебя… Я не могу видеть красоту мира без тебя…
Ты сводишь меня своей упоительной красотой. Когда я смотрю на солнце, на его теплые лучи, я не могу согреться, мне холодно. Только лучику солнца в твоих глазах под силу согреть мою замерзшую душу, помогая выжить в темноте моих грез.
Прелесть моя. Твой нежнейший голосок наполняет мою жизнь смыслом, действуя как райский бальзам.
Милая, твое озеро глаз не дает мне заснуть, когда думаю о тебе. Мисае, твое нежное сердце наполняет мою жизнь смыслом, возвращая меня к мыслям о тебе! Я люблю тебя…
Зря ты думаешь, что все плохо у нас.… Представь, что у тебя в руке волшебная палочка, которая делает то, что простым людям не под силу, а это изменить мир так, как хочется тебе.… Сначала ты перестала верить в будущее. Потом я перестал. Мы не можем зацепиться за какой-либо предлог быть вместе. Наши ссоры связаны с тем, что мы больше не хотим быть вместе из-за боли запертой в наших душах. Если мы будем верить, то у нас больше не будет ссор, и мы сможем быть вместе, хм, как раньше.
Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.