Записка греческого топарха - [9]

Таким образом, буря, слепя снегами, распространилась во все стороны. Задержавшись достаточное количество дней, едва, наконец, мы вспомнили о возвращении к себе, когда воздух стал более спокойным. И мы выступили, торжественно сопровождаемые туземцами, все они рукоплескали мне и смотрели каждый, как на его соотечественника, и желали наилучшего. Тогда мы не прошли, конечно, даже и всех семидесяти стадий, хотя их прошли перед нами другие и попритоптали много снега. На следующий день, начав путь, мы продвигались с величайшим трудом словно в открытом море, борясь против снега. В самом деле, казалось, земли не было, а снег не был обычным: тогда как лошадей не видно было до самой шеи, волы, хотя последними следовали за нами, гибли и многие (из них) были здесь оставлены. Говорили ведь, что снег был в четыре локтя и был трудно проходим. Многие из провожатых ушли домой, считая, что сопровождать нас свыше человеческих сил. Ведь это были незнакомые опасности, трудности грозили со всех сторон: как столь глубокий и густой снег снизу, так и сильные ветры, дующие сверху. Ниоткуда не ожидалось прекращение (бедствий) и никто не надеялся, что будет лучше (ведь все бесполезным и напрасным представлялось среди тогдашних ужасов), снег не позволял нам ни огня разжечь, ни остановиться на короткое время. Щиты были для нас ночью постелями, они-то признавались у нас в полном смысле всем, — и постелями и одеялами. Ведь в них отдыхали наши тела около костра — и того неяркого. Сон же и сновидения — и, как бы испуганные — все бежали прочь. Никто не держался лучше других, поскольку все одинаково и душой и телом находились в общем несчастье.

Один считал счастливыми умерших, так как они удалились ото всех забот и страданий, другой же жалел о будущих, что и они какими-нибудь ужасами измерят жизнь.

Разведчики утомились, и сами, сломленные обилием трудностей, не были в состоянии идти вперед, также неуверенно передвигаясь по снегу. Самым же опасным было то, что мы проходили по враждебной земле, и с этого времени положение наше не было безопасным, наоборот — в одинаковой степени несчастье подстерегало (нас) как от холода, так и от врагов.

2-й отрывок

Ведь сначала тогда мы решили воевать с варварами или, если нужно, рассказать правду, боясь, чтобы не оказаться уничтоженными ими раньше, мы отступили и постановили противопоставить им силу, {128} так как они грабили всех подряд и убивали самым бесчеловечным образом, как какие-нибудь хищные звери, совершившие на все нападение. Ведь им было чуждо какое-либо чувство пощады к самым близким, и без какого-либо рассуждения или справедливого решения они постановили не прекращать убийств и стремились во зло и ущерб (себе) сделать землю их пресловутой добычей мисян. Ведь погибла прежняя их беспристрастность и справедливость: ранее почитавшие более всего трофеи, они воздвигли величайшее, и города и народы добровольно присоединились к ним. Теперь же, напротив, возникла у них несправедливость и неумеренность по отношению к подданным, они решили обратить в рабство и уничтожить подвластные им города, вместо того, чтобы заботиться о них и с пользой управлять ими. Люди, жалующиеся на правителей и ясно доказывающие, что они не поступали несправедливо, не (добивались) ничего более значительного, чем не быть убитыми. Было похоже на то, что какой-то рок так соединил несчастья, чтобы, как казалось, все связанное с людьми затопить и засыпать самым ужасным образом, как в результате потопа или (извержения) из какой-то пропасти, неожиданной и ужасной. Ведь они сделали безлюдными более десяти городов, деревень же было совершенно разорено не менее пятисот, и вообще, все соседнее и близкое к нам как бы бурею было охвачено, а люди, ни в чем не повинные, обвиненные в нарушении клятвы, оказались во власти рук и мечей.

Наконец, жестокая судьба эту самую погибель, свирепо уничтожавшую всех вместе и распространившуюся на несчастных наших соседей, довела и до моей области; я же подозревал это и раньше и приложил много забот, чтобы когда-нибудь несчастье это не обрушилось внезапно и не постигло нас, застав у нас все неподготовленным.

Когда же опасность явно приблизилась и была всеми ясно осознана, потому что отныне она угрожала нашей жизни, тогда-то я отразил ее как мог более мудро, хотя при этом рисковал почти до крайности. С этого времени и возникла без объявления между нами и варварами война, во время которой они еще не вступали в бой с нами (да и я возвещал тысячи раз о мире), но и без стычек, с другой стороны, друг с другом дело не обходилось. Но война началась прямо, когда зима была готова наступить, так как солнце находилось недалеко от зимнего… Итак, варвары, снарядившись достаточным войском, ворвались в нашу землю как конницей, так вместе и пешим войском, думая завоевать нас с первого натиска из-за слабости городских стен и нашей робости. Им не без основания можно было так думать, так как мы сделали местом поселения разрушенный до основания город и поэтому производили атаки скорее из деревни, чем из города. Ведь земля была опустошена самими варварами раньше и достаточно разорена, стены же были разрушены до основания, и тогда сначала я первым решил снова поселиться в Климатах. Поэтому я прежде всего выстроил около него по (нашим) возможностям крепость, чтобы из нее легче, было заселить и весь остальной город.