Запас прочности - [32]

В тот час я проникся величайшим уважением к Пономареву. Таким должен быть настоящий офицер. Как бы страшно ни сложилась обстановка, будь спокоен и деятелен, чтобы у подчиненных и сомнения не зародилось в твоих знаниях и в твоей выдержке. Я окончательно беру себя в руки. Стараюсь командовать бодро, уверенно. И матросы повеселели. Даже шутки послышались.

— Может, пора и отбой скомандовать? — говорит комиссар.

Это он о пожарной тревоге. Пока она не отменена, весь экипаж чувствует себя как на иголках.

Что ж, пожалуй, комиссар прав. Опасность повторного возгорания устранена, незачем напрасно дергать людей. Вызываю по переговорной трубе центральный пост, велю передать командиру просьбу об отбое тревоги. Через минуту по отсекам прозвучал соответствующий сигнал.

Осматриваю батарею. Работы предстоит уйма.

Отчего же все произошло? Последствия бомбежки? Но перед зарядкой Малахов проверил батарею, было все в порядке. Приказываю ему снова замерить изоляцию. Вижу, как он берет вольтметр. Одну его клемму подсоединяет к токоотводной шине батареи, другой прикасается к ребру шпангоута. Пожимает плечами. Потом подсоединяет концы приводов к двум клеммам аккумулятора. И бледнеет.

— Товарищ капитан третьего ранга, — кричит он мне, — вольтметр не работает!

Принесли другой. Он показал, как говорят электрики, «полный корпус». Короткое замыкание! Вот почему, когда мы дали ток, батарея загорелась. Мы еще легко отделались. Мог бы и взрыв произойти!

Малахов растерянно и виновато смотрит на меня. Во мне все кипит. Надо быть безнадежным профаном, чтобы поверить неисправному вольтметру…

— Виктор Емельянович! — Комиссар отводит меня в сторону. — Возьмите себя в руки. Ошибкой Малахова можно заняться и после. Сейчас надо спасать батарею.

Понемногу остываю. Действительно, есть дела поважнее разговора с Малаховым. Надо быстро принять решение. С аварийной батареей пока ничего не сделать, займемся ею, когда ляжем на грунт. А пока будем заряжать вторую группу аккумуляторов, расположенную в четвертом отсеке.

Поднимаюсь на мостик, чтобы посоветоваться с командиром.

Над морем темь непроглядная. Лодка стоит без хода. Гулко стучит дизель, заряжая батарею. Напрасно озираюсь вокруг — словно тушью все залито. И вдруг где-то далеко, видимо на вершине Гогланда, вспыхнул луч прожектора. Плавно опустившись до горизонта, он медленно скользит по морю. Вот-вот заденет нос подводной лодки, но в самый последний момент поднялся выше, пронесся над мостиком и погас вдали за кормой. Так повторяется несколько раз. Видимо, там, на вершине острова, что-то мешает прожектору опустить свой луч ниже и осветить подводную лодку.

Глотнув свежего ночного воздуха, докладываю командиру все, что видел во втором отсеке.

— Это результат взрыва авиационных бомб? — спрашивает Василий Андрианович.

Да, вообще-то все можно свалить на бомбежку. Она все спишет. От сотрясения лопнули эбонитовые баки аккумуляторов. От сотрясения испортился вольтметр, которым измерял изоляцию на корпусе старшина Малахов. Но я твердо уверен, что на «С-7» не произошло бы такой ошибки. Нет, и бомбежка не все спишет. Если бы люди были лучше подготовлены к испытаниям, пожара аккумуляторной батареи не произошло бы. Об этом я и говорю командиру. Он слушает внимательно, не перебивая.

— Что вы предлагаете? — спрашивает командир.

— После зарядки второй группы аккумуляторной батареи надо лечь на грунт и там не спеша сделать все, что можно.

— Но мы не можем здесь ложиться на грунт.

Командира поддерживает комиссар:

— С рассветом здесь будет такая «собачья свадьба», что только держись. Нас уже засекли, хотя и не видели. Обязательно будут искать.

— И все-таки надо лечь.

Наклонившись над люком, командир крикнул в центральный пост:

— Внизу! Дивизионного штурмана на мостик!

Александр Алексеевич Ильин не заставил себя долго ждать:

— Слушаю вас!

— Подберите удобное место, где мы можем лечь на грунт. Так, чтобы нас там никто не беспокоил.

— Есть у нас по курсу минное поле противника. Мне кажется, там будет наиболее спокойно. Противник туда вряд ли сунется.

Вахтенному офицеру Льву Александровичу Лошкареву это предложение понравилось.

— По старому морскому принципу, — сказал он, — «если хочешь жить в уюте, спи всегда в чужой каюте».

— Чужая каюта — это одно, а чужое минное поле — это совсем другое, — засмеялся командир. — Но попробуем. А сейчас не отвлекайтесь от своих дел.

Закончив зарядку уцелевшей группы аккумуляторной батареи, мы погрузились и, поднырнув под минное поле, плавно легли на грунт на глубине 58 метров.

Я собрал команду из девяти матросов и старшин и повел ее в аварийный отсек. Десятым был кок Василий Николаевич, который хотя и не был с нами, но работал на нас, разогревая на своей электроплите аккумуляторную мастику. Вестовой Данилин подавал нам это горячее «блюдо» в развороченную кают-компанию.

Только теперь удалось полностью выяснить последствия аварии. Повреждены 32 аккумулятора из 62. У 13 из них выколоты куски эбонита. Четыре бака расколоты до днища, и из них все время течет электролит. Работали до самого вечера. Все, что смогли, исправили.

Но шесть элементов пришлось отключить — у них сплавились пластины. Такое же количество элементов пришлось отсоединить и во второй группе — для равновесия.