Запах Вереска - [249]

Кайрен подпустил только его. После чего вместе с Николасом пять часов вливал в Салливана свою кровь и исцелял его раны. А после сидел рядом с его постелью и целовал холодные белые пальцы. Алан так и не пришел в себя. Он неподвижно лежал в своей постели. С растрепанными отросшими волосами, разметавшимися на подушке. Темными кругами под глазами и бледными губами. Такой тихий и спокойный, словно во сне. Рана на его шее уже затянулась, а в своих все еще дрожащих ладонях Кай чувствовал его слабый, ровный пульс. Только черный альфа предпочел бы, чтобы вместо этого безмолвного Ада на него плевались ядом и обвиняли хоть в конце света, хоть в Холокосте. Главное, чтобы эти губы снова произносили его имя, чтобы светлые глаза смотрели с укором, и сердце немело от обрушивающихся на него чувств. Но Алан молчал и не открывал глаз до самой ночи.

Кай так и ни разу не отошел от него. Крепко держа безвольную ладонь и прокручивая перед глазами случившееся. По позвоночнику все еще полз липкий ледяной страх, когда он увидел вампира, вонзившего свои клыки в шею Салливана. Испуганные, обреченные глаза все еще заставляли его зверя бессильно скалиться. Только не снова. Он не мог снова потерять!

Гор просочился в комнату тихой тенью и напряженно замер за сгорбленной спиной своего альфы. Тот даже не пошевелился, все так же сидя у постели дизайнера. Молодой волк отлично знал, что последует после всего этого. Его группа уже прочесала весь лес и нашла разорванные трупы вампиров. Всех, кроме двоих. Их личности были установлены, и полное досье на каждого лежало на его столе.

Молодые, зарвавшиеся выродки из Вампирского Двора. Трое из них вообще были из низших, а судя по состоянию Алана, укусивший его вампир был новообращенным. Что делало все намного сложней, потому что у Салливана было очень мало шансов. Если он выживет, то превратится в низшую, кровожадную и безумную тварь. А если нет, то бойня, устроенная Кайреном после потери своей пары, покажется жалким пшиком по сравнению с тем, что он устроит на этот раз. В любом случае, исход будет одним. Осталось только надеяться, что они успели, и кровь хозяина сможет спасти их человека.

— Найди и доставь его и его сучку, — не оборачиваясь, холодно и совершенно спокойно произнес Кайрен.

— Милорд, — подобравшись, тихо заговорил Гор, — это мог быть и не он. Что если Двор сам послал своих за Аланом? Ведь Владыка знает, что случится, если тронуть ваше. Ему не выгодна сейчас вражда.

— Это он, и ты приведешь их ко мне, — от этого равнодушного и ледяного приказа у Гора шерсть на загривке зашевелилась.

— Да, милорд, — почтительно склонив голову, он вышел из комнаты.

Кайрен даже не обернулся на него. Он прикрыл глаза и, прижавшись изуродованной щекой к постепенно теплеющим пальцам своего лио, тихо зашептал.

— Прости меня, — голос почти сорвался, — прости меня, что никогда не говорил. Прости, что отпустил, что не нашел и все не объяснил. Прости за то, что позволил сомневаться. Прости, прости, прости… Вернись ко мне, пожалуйста. Не бросай меня. Все, что пожелаешь… Все, что только захочешь… Только снова посмотри на меня. Слышишь? Я больше не смогу без тебя. Пожалуйста… Пожалуйста…

Пожалуйста… Пожалуйста…

Голос звучит где-то на самом краю сознания. Он хриплый, надломленный и заставляет зажать уши. Алан не верит ему. Он не хочет слышать это, не хочет знать, кто его зовет, потому что голос приносит боль. Она дробит его кости, обгладывает их, рвет мышцы. Его кожа горит и рвется под чей-то дикий смех. Вокруг него одна выжженная серая пустыня и сотни безликих душ. С пустыми глазницами, костлявыми пальцами, которые тянутся к нему и хотят схватить.

Жаркий, пылающий огнем воздух бросает в лицо пепел и оседает горечью на языке. На губах кровь. Она ползет по подбородку к самой шее, где издевательски поблескивает проклятый ошейник. Запястья и щиколотки горят, словно опалены огнем, но на них позвякивают цепями его кандалы. Их не снять, не избавиться так же, как и от печати, удерживающей, словно раба. Как дикое животное, и это — его клетка. Сколько уже лет, сколько веков? Может один, а может сотня. Он не знает, больше не помнит. Выхода нет, а вокруг тысяча душ. Без глаз, без ртов. Они смотрят на него, разговаривают с ним. Он слышит их неразборчивый шепот. Он знает их, но не может вспомнить. Они везде, окружают его, пытаются дотянуться, а он не может сдвинуться с места. Только смотреть на них и на существо за их спинами.

Оно похоже на человека, но вокруг него дрожит и извивается тьма. Его бледно-голубые, почти прозрачные глаза светятся под черным капюшоном. На губах насмешливый оскал и голос до дрожи знакомый. Он врывается в истерзанный разум и мурлычет, словно довольный зверь.

— Мы здесь… Мы здесь и скоро вспомним. Мы будем свободны… Скоро… скоро…

Сон тяжелый. Он не отпускает его, и вырваться из него приходится чуть ли не силой. Голова тяжелая, и перед глазами не спешит проясняться. Все тело ощущается неподъемной массой. Язык прилип ко рту, и хочется выпить минимум пятьсот галлонов воды. По ощущениям, рядом никого нет, но Алан все еще чувствует чужое присутствие. И он почему-то знает, кто это.