Запах цветущего кедра - [3]

И мгновением позже вдруг поняла его природу: ещё недавно тонкий и едва уловимый запах цветущего кедра, наносимый ветерком, незаметно усилился и теперь реял повсюду. Ещё этот черноглазый ведьмак маячил за спиной совсем близко, заглядывал в лицо, гипнотизировал:

— Дак уж высватали! Дело-то сделано, соглашайся по добру. Позри, экий тебе жених достался! Да за таким впору и своими ножками.

Женя вскочила, резко обернулась и чуть не попала к лешему в объятья. Инстинктивно отшатнувшись, она опрокинула крышку лодочного багажника на столе, книги посыпались наземь.

— Вы кто такие?! — почти бессильно выкрикнула, ощущая вдруг неуместную сонливую вялость мысли.

Леший сверкнул чёрным глазом, бережно поднял книги, сдул соринки.

— Погорельцами назовут — не верь. Мы — огнепального толка люди. Слыхала, поди? Собирайся да пойдём с нами.

Гул лодочного мотора то пропадал, то возникал вновь, и доносился лязг ковшей драги.

— Никуда я не пойду!

— Коли так, ведь силком унесём! — весело и неопасно пригрозил тот.

Молчаливый жених, как по команде, встал рядом, перекрыв путь к отступлению, — вырваться на волю мешали вкопанные в землю стол и лавка.

— Попробуйте!

Женя вскочила на лавку и оказалась вровень с саженным суженым, почти лицом к лицу. Если бы он сделал движение, чтобы схватить, или глянул дерзко, как хищник на добычу, то она в тот же миг прыгнула бы через стол и понеслась в сторону прииска. Однако он обескуражил тем, что смотрел с какой-то тлеющей мужской печалью влюблённого и ранимого человека. У этого молчуна глаза были настолько выразительными, что читалось всякое движение его души. А ещё показалось, что от его волос, лица и бороды исходит ошеломительный и завораживающий запах цветущего кедра! И это неожиданным образом очаровывало её, лишало сопротивления, и неизвестно, что случилось бы, продлись ещё это чувство, возможно, и впрямь сама бы пошла за ним с покорностью смиренной овцы, однако всё испортил леший. Воспользовавшись замешательством, он схватил её сзади поперёк туловища, прижал, захохотал и потащил в лес.

— Одна отрада свату — отроковицу потискать да пошшикотать!

Руки у него были цепкие и сильные, как у обезьяны, и вонял он тошнотворным мускусным запахом псины. Вывернуться Жене не удалось и бить неудобно — физиономии не достать. И тогда она изогнулась по-кошачьи и с шипением вцепилась сразу в бороду и волосья. Намотала на кулаки — треск пошёл, будто траву рвут! Весёлый сват замычал, заскулил и разомкнул свои лапы. Но Женя не отцеплялась, обвиснув, тащилась за ним, пока не оторвалась вместе с пегими клочьями в руках.

— Ну, полно!

— Я тебе все патлы выдерну! — раззадорившись на миг, пригрозила она. — Чего хватаешь?!

Леший весёлости своей ничуть не потерял.

— Эка норовиста! — изумлённо проговорил он, оправляя бороду. — Вот уж добра тебе невеста досталась! Не зря два лета ждал. Вот сам и бери, Прокопий!

Тот приблизился вплотную, но не делал попыток взять её — взирал как-то спокойно, неотвратимо, чаровал своими тоскующими влюблёнными очами и эфиром. Несмотря на это, Женя отступила, наткнувшись на кострище и заготовленные Стасом дрова. Поленья были берёзовые, тяжёлые: попади одно в голову — с ног свалит; однако жених шёл открыто, как-то незаметно уворачивался и, кажется, однажды даже улыбнулся, когда дровина зацепила его золотую бороду.

Ещё заметила: он любовался ею!

Потом она попятилась к палатке, как к последнему укрытию, и тут, зацепившись за растяжку, упала. И вскочить уже не успела, ибо этот молчаливый жених склонился, легко поднял её, скрутил, спеленал своими руками, да так крепко прижал к себе, что нельзя было пошевелиться.

И теперь уже убедилась окончательно: его волосы были намазаны неким маслом, источающим манящий, притягательный эфирный аромат.

А ей показалось, что так пахнет цветущий кедр.

— Отпусти! — неуверенно потребовала она. — Задушишь...

Он словно не слышал, стоял и поджидал, когда его сват соберёт в рюкзаки книги и вещи Жени. Золотистая, неожиданно мягкая борода щекотала лицо, и в носу уже назревал чих. Она затаила дыхание, перетерпливая зуд в переносице, и, не удержавшись, чихнула неожиданно и от души, так что этот могучий детина вздрогнул и впервые засмеялся.

— Сто лет тебе жить! — восхищённо воскликнул леший. — Какой в человеке чих, таков и век! И ребят баских нарожаешь!

— Ну, хватит, сама пойду! — она шевельнулась, преодолевая сопротивление.

Он вдруг выпустил её, как выпускают птицу, — поставил на ноги и сразу раскрыл объятья. Женя перевела дух, огляделась и хоть желания бежать не испытала, но смиренной овцой стоять не могла. Скорее, из озорства, из своей противоречивости сначала сделала несколько шажков вперёд, затем с места рванула в сторону прииска. Огнепальный жених не ожидал такой прыти, замешкался, и она выиграла несколько секунд — этого хватило, чтобы выскочить из кедровника на вырубку.

— Стас! — успела крикнуть на бегу и потому сдавленно. — Стас! Меня уносят погорельцы!

Она ещё слышала вой мотора на речке: он уезжал и не чувствовал, что происходит то, чего сам так опасался, — похищение. И услышать, естественно, не мог.

Суженый настиг её через сотню метров, на бегу подхватил, словно цветок сорвал, облапил, обвил, как спрут, и, не спеша, понёс к стану.