Западный край. Рассказы. Сказки - [68]
Вот как случилось, что в минуты сомнений и отчаянья Ниа оказался совсем одинок.
В последнее время он стал особенно подозрительным и скрытным. Когда Зианг Шуа поняла, что Ниа задумал увести ее в Лаос, сердце ее переполнила боль. Он любит мать, любит… Даже лесным оленям ведомы состраданье и нежность. И ее сыну, Ниа, как никому другому, нужны сейчас сочувствие и жалость, он один страдает и не знает покоя… Она любила своего первенца, но даже ради него не могла бы свернуть на неправедную дорогу.
А может, сказать обо всем Тхао Кхаю?
Но ежели Кхай узнает про их тайные разговоры, Тхао Ниа уже не будет покоя. Глядишь, его снова упрячут в тюрьму, а то и казнят. Зианг Шуа долго колебалась и наконец решила ничего не рассказывать Кхаю.
Не раз, когда Кхай возвращался с работы и усаживался рядом с ней на циновке, она готова была заговорить с ним, но не решилась.
Так он ничего и не узнал.
Возвратившись из Наданга, Кхай долго не мог забыть слова старого шамана: «Королевский посланец вовсе не враг… Он такой же мео, как вы…» И всякий раз Кхай с содроганием думал о брате.
А может, вовсе не Тхао Ниа был тем королевским посланцем? Но разве испытывал он благодарность к людям, которые сохранили ему жизнь и вернули на родину? Что, если он лишь для отвода глаз уходил в лес за хворостом, а сам тем временем ездил к старику шаману? И чем дольше размышлял Кхай, тем более убеждался: нет у Ниа ничего общего с земляками. Не брат он им, не сородич. Пусть отпустил он длинные волосы, как носили мео когда-то в старину, он даже свирель взять в руки не умеет. А ведь мать рассказывала: прежде, когда они жили в лесу, он так здорово играл на свирели, что даже девушки с дальних пашен из-за горы приходили взглянуть на него тайком.
Но теперь никто не желал его видеть. Никому не был он люб. И сам он день ото дня все заметнее отдалялся от людей. Словно сердце и глаза свои Ниа оставил на чужбине. Он поклялся, что порвал с янки, что не хочет быть диверсантом. Он говорил, будто очень тосковал по родной земле, потому и вернулся. И все же понять его было мудрено. Нет, не похож он на человека, который добровольно сдался, чтобы вновь обрести утраченную родину.
Каждый день уходил он в лес за хворостом, Кхай только диву давался: отчего он так усердствует? Может, ему дом опостылел и он ищет предлог, чтобы уйти куда-нибудь? А может, надеется повстречать в лесу какую-нибудь пригожую девицу и завести с ней шашни? Да нет, дело, кажется, не в этом. Так думал Тхао Кхай…
В то утро Ниа, как обычно, вывел коня и прицепил к поясу топор.
— Куда ты? — спросила Зианг Шуа.
— Схожу в лес за хворостом, — ответил он.
И, взяв коня под уздцы, медленно вышел со двора.
Кхай подождал немного и потихоньку отправился следом за ним.
Лес шумел ярко-зеленой листвой. В переплетенье высоких крон порхали птицы. Небо нахмурилось и потемнело, но Кхай не боялся сбиться с дороги. Здесь, в Финша, ему был знаком каждый камень, каждый, даже самый глухой и заброшенный уголок, куда, казалось, никто никогда не заглядывал.
Лесом вдоль склона шагал Тхао Ниа.
Чуть выше шел за ним следом Тхао Кхай.
Вскоре лесные чащи огласились гулким стуком топора — Ниа повалил здесь в прошлый раз несколько деревьев и теперь принялся обрубать ветви, чтобы потом увязать их и навьючить на лошадь. Дело у него спорилось.
«Да нет, — подумал Кхай, — видать, он и вправду ездит за хворостом». Он поднялся, еще разок глянул вниз и уже собрался было домой. Но тут он заметил, как Ниа, осмотревшись по сторонам, помедлил минуту и скрылся между камнями.
Там за лощиной, позади скал, — непроходимая чаща. «Куда это он?..» Кхай растерялся на мгновенье, потом сообразил: «Коня-то он оставил. Подожду здесь, рано или поздно он сюда вернется. Другого пути нет…»
Лесные заросли безмолвствовали.
Но для Кхая в лесу не было тайн; заметив, как вдали над деревьями поднялись птицы, он понял: кто-то пробирается через заросли.
Потом, как и ожидал Кхай, вдалеке появился Ниа. Он шел, не останавливаясь, то исчезая в чаще, то вновь выходя на прогалины. Наконец он добрался до того места, где оставил коня, и был теперь на виду. Засунув топор в середину вязанки, ой нагнулся, поднял одну за другой тяжелые вязанки и приторочил их к бокам своего коня. Малорослый конек тронулся шагом, отсюда, издалека, из-под груды веток видны были только стоявшие торчком острые уши.
Ниа направлялся к опушке.
Кхай, держась за выступы камней, быстро спустился вниз и обогнул скалу там, где только что прошел Ниа. Путь ему преградили густые заросли. Здесь стоял влажный и душный полумрак. Кхай шел в ту сторону, откуда взлетели потревоженные птицы. Временами он находил совсем еще свежие следы — кто-то проходил тут недавно. Но наметанный взгляд замечал и тянувшиеся рядом старые следы: то ли несколько человек прошли здесь, то ли кто-то ходил этим путем изо дня в день. Местами трава была сильно примята, стебли совсем поникли, но, видно, кто-то пытался распрямить ее и расправить. Тхао Кхай помнил, когда-то, в войну, партизанам тоже случалось таким способом заметать свои следы. Ветер не проникал в эту чащобу, значит, траву примяли люди. Куда же они шли?
Три аллегорические сказки современного популярного вьетнамского писателя, известного советскому читателю по вышедшей в нашем издательстве книге «Приключения кузнечика Мена».
Сказка о захватывающих, полных опасностей приключениях кузнечика Мена, его друзьях и врагах. Для дошкольного и младшего школьного возраста.Перевод с вьетнамского.
«Дружище, знай, о Тебе радуется и скорбит душа моя!» – таков лейтмотив новой книги Бориса Алексеева.Когда мы с товарищем разговариваем, спорим, сетуем на его непонятливость, наше возбуждённое, непримиримое «Я» отвергает доводы собеседника, как говорят в таких случаях, «с порога»! Но с течением времени, на душе у нас образуется тяжесть, и становится неловко за проявленные в том давнем разговоре сердечную несдержанность и максимализм.Причина проста: время успокоило наше сердце, пелена осуждения спала.
Их имена и фамилии переведены с кириллицы на латиницу по правилам транскрипции этой страны. Но уже нет отчества, хотя Отечество, которое рядом, греет душу воспоминаниями и навевает грусть нереальностью возвращения. И когда приходят они к чиновникам, первое, что у них спрашивают, персональный код.Цифры с датой рождения, номером в реестре с ними навсегда, незримой татуировкой на левом запястье.Таковы правила страны, в которой оказались они по разным причинам. Их много, стариков.Дети разъехались в благополучные страны и уже вряд ли вернутся, потому что там родились внуки этих стариков.
Продолжение повести «Реалити для героя». Съемки 40-минутного документального кино о молодых ветеранахх могут затянуться на несколько месяцев. Творческие работники сидят без обещанных гонораров, а жизнь подкидывает каждому все новые заботы. Героиня заканчивает писать сценарий и возвращается к своей работе в университете. Теперь ее цель – написать удачный сценарий своей собственной судьбы. Все события вымышлены, все совпадения случайны.
Ранним утром в одной из изб в северной деревне-деревушке Сергиевка, что затерялась на необъятных просторах Тарногского района Вологодской области, зажёгся свет.– Ну, куда вы ни свет ни заря, – укоризненно смотрела на своих внуков Андрея и Николая их бабушка Анна и продолжала своим певучим окающим вологодским говорком, – спали бы ишо, робята, сумерешно ишо так, что даже загороды не видно, а я вот робить буду, робота меня ждёт, на поскотине серавок обряжать буду.
Город Уфа, наши дни. Артем Костин – молодой и подающий надежды корреспондент, который работает в коммерческом отделе на местном телеканале. На съемках одного из сюжетов он знакомится с продавцом-консультантом. Она предлагает ему уехать с ней в Тюмень и открыть бизнес. Артем увольняется с работы по собственному желанию, но перед отъездом, она уличает его в измене. Артем встает на учет в центр занятости, где ему поступает предложение о вакансии гувернера для двенадцатилетнего мальчика из состоятельной семьи.
Сборник «Сторонние наблюдения» представляет серию рассказов, отражающих иронический взгляд автора на некоторые аспекты жизни в Америке и в СССР, а также заметки о путешествиях в разные страны и другие развлекательные истории.
Грозное оружие сатиры И. Эркеня обращено против социальной несправедливости, лжи и обывательского равнодушия, против моральной беспринципности. Вера в торжество гуманизма — таков общественный пафос его творчества.
Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.
Веркор (настоящее имя Жан Брюллер) — знаменитый французский писатель. Его подпольно изданная повесть «Молчание моря» (1942) стала первым словом литературы французского Сопротивления.Jean Vercors. Le silence de la mer. 1942.Перевод с французского Н. Столяровой и Н. ИпполитовойРедактор О. ТельноваВеркор. Издательство «Радуга». Москва. 1990. (Серия «Мастера современной прозы»).