Западноевропейская поэзия XX века - [140]

АНАБАСИС (Фрагмент) Перевод В. Козового

Все долгое время, покамест мы уходили на запад, что знали мы о вещах

смертных?.. И вот под собою первые видим дымы.

— Юные женщины! и в природе страны разливается благоуханье:

«…Я возвещаю тебе великую пагубу зноя и стенания вдовьи

над разметаемым прахом.

Те, кто стареет в сени и власти безмолвья, воссев на холмах, созерцают пески

и дневное сияние в гаванях дальних;

но сладостью полнятся женские бедра, а в телах наших

женских словно темная бродит лоза, и от самих себя нет нам спасенья.

…Я возвещаю тебе великое счастье покоя и прохладу листвы в сновидениях наших.

Те, кто вскрывает ключи, вместе с нами в этом изгнании, те, кто вскрывает ключи,

скажут ли нам ввечеру,

под чьими руками, давящими гроздь наших бедер,

влагой полнятся наши тела? (И женщина в зелень с мужчиной легла; она

поднимается, тело свое расправляет, и голубокрылый уносится дальше сверчок.)

…Я возвещаю тебе великую пагубу зноя, а ночь между тем средь собачьего лая

доит наслажденье у женщин из бедер.

Но Чужестранец живет под шатром, где подносят ему молоко и плоды. И приносят ему

ключевой воды,

чтобы рот и лицо омывал он и чресла.

К ночи рослых служанок приводят ему (о бесплодные, ночь в них пылает!).

И наслажденье, быть может, примет он и от меня.

(Я не знаю привычек его в обращении с женщиной.)

…Я возвещаю тебе великое счастье покоя и прохладу ключей в сновидениях наших.

Открой же мой рот на свету, как медовый тайник между скал, и если во мне

обнаружишь изъян, да буду я изгнана! если же нет,

пусть войду под шатер, пусть нагая войду, прижимая кувшин, под шатер,

и долго, сородич могильному камню, будешь ты видеть безгласной меня под деревом

— порослью вен моих… Ложе тайных речей под шатром, и в кувшине сырая звезда, и

пусть же я буду во власти твоей! ни единой служанки — для нас под шатром лишь

кувшин с родниковой водой! (Я умею уйти до зари, не пробудив ни звезды сырой, ни

сверчка на пороге, ни собачьего лая в пределах земных.)

Я возвещаю тебе великое счастье покоя и прохладу заката на смертных наших

ресницах…

но пока еще тянется день!»

ДОЖДИ (Фрагмент) Перевод В. Козового

Пускай же слово мне предшествует в пути! И мы еще раз пропоем для проходящих —

песнь народов, для стерегущих — песнь простора:

VII

«Неисчислимы наши тропы, и обиталища непрочны. Уста, рожденные во прахе,

божественную чашу пьют. Вы, омывающие мертвых рукою матери-лазури, о струи

утренние — в мире, где тернии войны царят, — омойте и живых, пока заря восходит;

омойте, о Дожди, лицо ожесточенных — и горечь на лице их, и нежность на лице

их… ибо узки их тропы и обиталища непрочны.

Омойте же, Дожди, для сильных сих твердыню! И вдоль больших столов, под сенью

своей силы они воссядут — те, кого не пьянило вино людское, те, кого не

осквернил напиток слез или забвенья, все те, чье имя трубный глас разносит без

ответа… воссядут вдоль больших столов, под сенью своей силы, в твердыне, что для сильных сих.

Омойте у черты деянья оглядку и неторопливость, омойте на путях вниманья оглядку

и учтивость. Так смойте же, Дожди, бельмо благопристойных, бельмо благоразумных;

бельмо в глазу людей с достоинством, со вкусом, в глазу у столь достойных и в меру одаренных; так смойте же и пелену с глаз Мудреца и Мецената, с глаз Праведника и Вельможи… с глаз тех, кто соблюдает свято неторопливость и учтивость.

Омойте же благоговенье у Вдохновителей на лицах, благорасположенье у Покровителей в сердцах и скверну велеречья на гстах публичных. Омойте руку тех, кто судит, кто карает, и ту, то саван шьет, и ту, которая младенца пеленает; увечных и слепых, Дожди, омойте стертые ладони и длань нечистую, что, подперев чело, как прежде грезит о поводьях и хлысте… с благословенья Вдохновителей своих и Покровителей своих.

Омойте памяти скрижали, где вся история народов: официальных актов своды, и

своды хроник монастырских, и многотомные анналы. Омойте хартии и буллы, Наказы

третьего сословья; статьи Союзов, тексты Пактов и манифесты лиг и партий; омойте, о Дожди, листы пергамента, велени и дести цвета стен больниц и богаделен, под цвет скелетам птиц или окаменелой кости… Омойте, о Дожди! омойте памяти скрижали.

Омойте же в душе людской живого слова дар людской: литые изреченья, святые

песнопенья, прекраснейшие строки, изящнейшие трофы. Омойте же в душе людей все

упоение элегий, кантилен; все упоение рондо и вилланел; и радость речи вдохновенной, омойте крылья Афоризма и ожерелья Эвфуизма[221]; и жесткое науки ложе, и ложе царское мечты: в душе открытой, неуемной, в душе вовек непресыщённой омойте, о Дожди! высокий дар людской… в душе у тех, кто дарит миру творенья духа и ума».

ОРИЕНТИРЫ (Фрагменты)

«И вы, Моря, во снах читавшие безбрежных…» Перевод В. Козового

И вы, Моря, во снах читавшие безбрежных, оставите ль вы нас однажды вечером под

рострами Столицы, средь гроздьев бронзовых и камня площадей?

Вся ширь, о сонмище, уже внимает нам на этом склоне беззакатной эры: зеленое

необозримо, как на заре восток творенья, — Море,

На праздничных своих ступенях, как ода каменная, — Море; канун и праздник за

нашей гранью, раскат и праздник с твореньем вровень: в самом преддверье нашем —