Занимательная орфография - [45]
Мягкий знак в формах спрячьте, увлечься похож на милиционера, а не на чудака в енотовой шубе. Он тоже ответственно и верно указывает. Так же он работает в формах отрежьте, не морщься, не ерошьтесь…
Но помощь от мягкого знака в этих формах, пожалуй, все-таки меньше, чем от милиционера. Милиционер работает, когда одного светофора мало: мгла, туман, пыль. А мягкий знак кричит: «Это повелительная форма!» —при полном отсутствии всяких помех. Скорее всего, он полезен, если почерк неразборчивый… написано каракулями:
Здесь Ь на пользу… Буквы такие невнятные, что спасибо мягкому знаку: он дополнительная примета повелительной формы…
Александр Иванович Томсон (1860–1935)
У читателя, пожалуй, сложилось мнение, что традиционные написания — зловредные и плохие. Для каждого — изучай особое правило. Спешу рассказать вам о преданном стороннике этих орфограмм, их восторженном поклоннике — А. И. Томсоне.
А. И. Томсон был учеником Ф. Ф. Фортунатова — и так же, как его учитель, мыслил строго, непреклонно-логично и последовательно.
Да, говорил он, традиционные написания, иероглифы приносят пишущему много забот. Но, кроме пишущего, есть читающий. Письмо — для него. Написано или напечатано один раз, а читается сотни и Тысячи раз. Что же надо облегчать — письмо или чтение? В первую очередь — чтение, отвечал Томсон.
А для читателей — чем больше отличий между орфограммами, тем легче взгляд бежит по строчкам. Зорям… зарей… Взгляд схватывает окончания, но в помощь им работает и различие -о- (мн. число) и -а- (ед. число). Не одно отличие (в окончании), а два. Глаз легче схватит особенности форм, мгновеннее их различит.
И оказывается, это характерно для иероглифических орфограмм: они обычно имеют, по сравнению с фонемными орфограммами, больше характерных отличий, они — индивидуальнее. Поэтому-то и легче «вбираются» взглядом, и быстрее понимаются.
И А. И. Томсон протестовал, когда предлагали традиционную орфограмму заменить фонемной.
Он переоценивал достоинства традиционной орфографии. Он все свое внимание обратил на читающего. А пишущий им был забыт. Но ведь он тоже лицо, заслуживающее уважения. И овладеть письмом труднее, чем чтением. Пишущий в первую очередь нуждается в помощи.
А. И. Томсон был разносторонним лингвистом. Везде он показал себя мастером своего дела. И часто его мысли были резко необычны, шли наперекор общему мнению. Нередко они содержали истину, о которой забыли, которой не придавали значения. Томсон, борясь с недооценкой, бывало, перегибал палку в противоположную сторону.
Так и с традиционными орфограммами. Надо помнить о его мнении, чтобы не уничтожать традиционные орфограммы со слишком большой ретивостью. (Уничтожать их могут, конечно, особые ученые комиссии.) Эти традиционные орфограммы — как комары: с «ими плоховато, да не было бы еще хуже, если всех их уничтожить. Слышали, что экологи признают комаров отчасти полезными?
Впрочем, исторический опыт говорит о том, что иероглифам в письме не надо давать и слишком большой воли.
Борьба за простое письмо
Наше дореволюционное письмо было сильно отягощено традиционными орфограммами. Теперь трудно представить, насколько оно было сложнее нашего, современного. Я постараюсь с помощью воображаемого случая дать представление о нем.
Представьте, что есть такой необыкновенно строгий и (прямо скажем) странный учитель, который…
Вы заметили: буква б имеет разные обличил. В печати строчная буква такая:
И вот наш строгий учитель составил два списка: в одном — слова, которые он требовал писать с
Конечно, случай невероятный. Зачем различать эти две буквы, если они значат одно и то же? Нелепость…
В дореволюционном русском письме были две буквы: е (называлась «есть») и ѣ (называлась «ять»). Буква «ять» обозначала то же, что буква «есть». Но в одних словах надо было писать букву «ять», в других — букву «есть»: хлѣбъ, тѣло, сѣно, пѣна, нѣтъ — пень, отецъ, первый. И много было других традиционных написаний.
Различие между словами с ѣ и с е не мотивировано современным языком. Но в XVII—XVIII вв. оно было осмысленным: эти две буквы обозначали разные звуки и фонемы.
И таких традиционных, устаревших написаний было много. Они затрудняли обучение письму. В стране, где грамотным было незначительное меньшинство, стало насущной необходимостью облегчить народу путь к письму и чтению. Надо было освободиться от излишнего балласта традиционных орфограмм. Этим занялись ученые.
Роман Федорович Брандт (1853–1920)
Ученый в общем представлении — человек солидный, важный, рассудительно-серьезный. Р. Ф. Брандт был прямым опровержением этого мнения. Специалист по сложным вопросам сравнительно-исторического изучения языков, баснописец, жаркий спорщик во время научных дискуссий, мастер точных фонетических наблюдений, журналист, зачинщик шумных общественных кампаний, поэт-переводчик, авторитетный профессор университета, изобретатель новых необычных слов, которые он вставлял в свои научные труды, неуемный агитатор за новое русское письмо… И все это — один и тот же Брандт.
