Занимательная орфография - [44]

Шрифт
Интервал

?

Фонемный принцип благодушно говорит: можете писать букву А, можете — О: я и то, и другое позволяю. Видите фонемную транскрипцию? Там показано, что есть основания и для той, и для другой орфограммы. Ряд [ъ — а] годится и для фонемы <а>, и для фонемы [о].

Но нельзя же это слово писать сразу с двумя буквами:

Приходится в дополнение к фонемному звать на помощь другой принцип — традиционный. По фонемному принципу можно писать и О, и А. Традиционно избираем О: сОбака. А в слове сапог традиция избирает из двух фонемных возможностей А: сАпог.

(Подумайте, почему надо считать, что в слове сапог буква А избрана по фонемно-традиционному принципу.)

Но традиционные написания в то же время и иероглифичны. Вспомним: иероглиф ничего не говорит о составе слова. И здесь у нас: состав корня

не сообщает, какая фонема из двух допустимых главнее: <а> или <о>. Мы решили, следуя письменной традиции, что главнее <о>, пишем сОбака. Но такой выбор никак, не подсказан составом корня, то есть иероглифичен.

Если слово пишется по фонемно-традиционному принципу, приходится запоминать его буквенный мундир. Без всякой проверки. Что поделаешь!

Полупшённый злорадствует

Тут является злорадный, ухмыляющийся Полупшённый:

— Вот оно! Обнаружилось! Научно говоря — выявилось. Скрывали-скрывали, да проговорились… Правда всегда, значит, так она правда и есть.

— Объяснитесь, Иван Семеныч, понятнее.

— Объяснюсь! Слова эти… орфограммы… их, выходит, надо учить? Где А, где О? Где другие буквы? Тогда зачем весь этот разговор про фонемы? Огород городить? Все просто: учи каждое слово, из каких оно букв, и пиши на здоровье. А то — разговоры разводят; надо сразу сказать: как принято, так и запомни, и пиши давай. Без всяких штук.

— Иван Семеныч, а как на вокзале? Камеры хранения? Автоматические?

— Это ты к чему?

— А вот к чему: положи в камеру свой чемодан, закрой дверцу и набери шифр. Запомни его. Только ты и знаешь шифр. Наберешь его опять — камера откроется.

— Да знаю я эти автоматические! Этот шифр, понимаешь, и самому легко забыть.

— А я так. Возьму номер моего дома — две цифры, номер квартиры — две цифры, и у моего телефона — тоже две цифры, последние. Дом — квартира — телефон. У меня есть проверяемый ряд знаков — шифр камеры. Я могу его забыть. И проверочный ряд знаков — дом, квартира, телефон; я его всегда могу вспомнить, научно говоря, воспроизвести.

— А я на ладони этот шифр химическим карандашом пишу.

— У вас, Иван Семеныч, значит, ладонь проверочная. И так в жизни бывает часто. Дан ряд знаков — и вводится еще дополнительный, легко воспроизводимый, проверочный ряд знаков. Фонемная орфография — именно такая. Если помнишь, как пишется слово, — пиши его без всякой проверки. Грамотные люди обычно так и делают. Но в случае затруднения всегда можно прибегнуть к проверочному ряду… Не к ряду дом — квартира — телефон. И не к ладони… А к сильной позиции. Пусть в некоторых случаях это не удается. Но зачем же всегда отказываться от этого удобства?

— Что значит: «в некоторых случаях не удается»?! У меня ладонь всегда с собой. Еще как удается!

— А вот измазали вы черной краской ладонь — и не видно шифра.

— А я пойду помою руки!

— И номер смоете.

— Обычно-то я не пачкаю руки. Обычно-то мне моя ладонь помогает…

— И в орфографии так. Обычно фонемная проверка, по сильной позиции, помогает. Ну а уж если нет, так нет. Надо запомнить, как пишется слово. Да и сама проверка нужна, чтобы запомнить. Проверил раз, проверил два, а потом пишешь слово без свякой проверки, запало оно в память. А случился какой-нибудь сбой — снова в ход пошла проверка…

— Ну ладно. Я подумаю. А насчет того, что у меня руки грязные, — это вы зря. Я их еще вчера мыл…

Не совсем бездельники

Мы как-то говорили о сочетании ЧТ: согласный [ч] всегда мягкий, нечего его отличать от твердого [ч] (которого нет), и поэтому незачем после Ч ставить мягкий знак…

А вот он и ставится: спрячьте, назначьте, увлечься, постричься

Здесь всюду Ь — грамматический сигнал. Он заявляет: это — повелительное наклонение. Это — неопределенная форма глагола.

Конечно, и сама форма, без помощи Ь, об этом говорит. Ляг! Нет никакого грамматического сигнала, а каждый понимает, что это повелительная форма.

Читатель, может быть, с сомнением протянет: Ну-у-у… Это только одна такая форма… Ляг… Стоит ли о ней говорить…

Она особенно показательна именно потому, что одна. Да, одиночка, поддержки ждать неоткуда! Будь другие такие же повелительные формы, они бы легко приучили признавать их именно за повелительные. Но помощников нет. И своих сил хватило: все без колебаний верят, что ляг — повелительная форма. Выходит, мягкий знак у спрячь, спрячьте, спрячься… — лишний? Бездельник?

Не совсем.

Горит светофор, показывает: прямо ехать или налево. А сбоку шоссе бегает гражданин в енотовой шубе и орет: «Прямо! Налево! » Пусть даже его советы не перечат светофору — все равно они не нужны. Но представьте другое: горит светофор, но туманно, или мглисто, или пыль клубами. На перекрестке стоит милиционер и жезлом правит, в помощь светофору: налево! прямо! направо! Его помощь может быть небесполезна. Он — на посту. Он ответственно и верно указывает.


Еще от автора Михаил Викторович Панов
И все-таки она хорошая!

Я знаю, что многие из моих читателей плохо относятся к орфографии. Ее требования, конечно, исполняют беспрекословно, но не любят нашу орфографию, не гордятся ею; нет благодарности к тому ценному, что она дарит нам. Любить орфографию, гордиться ею? Возможно ли это? И, главное, за что любить и чем гордиться? Мне бы хотелось в этой книжке рассказать, почему русская орфография достойна уважения и даже благодарности, несмотря на все ее недостатки. Недостатки есть, даже немало — и все-таки она хорошая! Вот я и буду спорить с теми, кто не ценит высоких достоинств нашего письма, буду стараться их переубедить.


Рекомендуем почитать
Племянница словаря. Писатели о писательстве

Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.


Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Сожжение книг. История уничтожения письменных знаний от античности до наших дней

На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.


Расшифрованный Достоевский. «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»

Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.


Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.


Загадки русского Заполярья

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.