Занимательная орфография - [17]
Позиция под ударением позволяет гласному быть самим собой, не подвергает его нажиму. Позиция в первом предударном слоге действует на гласный, меняет его облик, но сравнительно мало. Все же в этой позиции достаточно ясный гласный. А во втором предударном слоге позиция просто навалилась на гласный. Сильно помяла. Очень властная и бесцеремонная позиция.
Это она так на [у] влияет. На [у] — это еще что! А с другими гласными она расправляется еще более круто.
Возьмем слово золотой. Под ударением — золот[о́]й — настоящее [о]. Круглое, наливное — ну, [о], да и только!
А в первом предударном слоге? Если бы он в этом слове был ударным, в нем был бы звук [о]; сравните: позоло́та, позоло́чен. Но на самом-то деле ударения нет, слог — первый предударный, и произносится не [о], а ослабленный, безударный гласный [а]: зо[ла]то́й. Для [о] нужно, чтобы губы округлялись, а здесь, в этом безударном слоге никакого округления нет. Позиция ослабила звук. Такая уж это позиция!
Пойдем дальше: что произносится во втором предударном? Будь он ударным, в нем бы тоже оказался гласный [о]: з[о́]лото. Но здесь, в слове золотой, его положение хуже. Позиция его прищучила. Спрессовала. И вышел гласный [ъ]: [зъ]лото́й. А все слово такое: [зълато́й].
Что ж, только в одном слове — золотой — так действуют позиции? Нет, повсеместно! Во всех словах! Помните — было у нас слово дорогой? Произносится: [дъраго́й]. Видите, что, в нем позиции так же действуют на первый и второй предударные слоги?
А вот вам еще: колокола [кълъкала́], положить [пълажы́т>ь], соскочить [съскачи́т>ь], торопись [търап>ьи́с>ь), носовой [нъсаво́й], хорошо [хърашо́]… Выходит, что это позиционное чередование. Везде его действие без исключений. Первый предударный слог: [о] покидает пост, на работу выходит [а]. Второй предударный слог: [о] уходит с поста, его место занимает [ъ].
Скандалит!
Иван Семенович Полупшённый разбушевался. (Чай пьет и бушует. Тфуляву ему запаяли, и она снова стала — самовар.) Ему бы благодушествовать, радостно крякать от удовольствия. Нет — очень разозлился.
— Это кто же, — гремит он, — позволил: торопился — через а писать, соскочить — через а писать, положить — через а? И еще того хуже — все их через твердый знак? Кто дал такую команду? Вы бы хоть словарь взяли! Посмотрели!
Он оставляет чаепитие, идет к книжным полкам, достает энциклопедический словарь, ищет там слова соскочить, положить — их, конечно, не находит (их там и нет) и пуще начинает шуметь:
— Как сговорились! Нарочно, чтобы путать людей, в энциклопедию их не поместили!
Я ему объясняю:
— Никто этих слов с твердым знаком не пишет: [съскачи́т>ь] — это фонетическая транскрипция. И не буквы здесь, а транскрипционные знаки. Например, [ъ] — не твердый знак, а обозначение гласного…
— Какого гласного?
— Гласного [ъ].
— Нет такого гласного! — торжествующе говорит Полупшённый. — Нет, нет и нет! — и он хитро смеется: его не обманешь!
Берет лист бумаги и пишет крупно:
Ъ
— Это вот что? Буква твердый знак или… эти… там… твои?
Я беру карандаш и приписываю слева и справа буквы: въезд.
— Если так — то буква. (Это я Ивану Семеновичу говорю.)
Стираю резинкой свои буквы и приписываю: [штъп] — и договариваю:
— [Штъп] тебя…
— Это ты мне сказал? — обиделся Полупшённый. — Ах, ты невежливый! Твердый знак пишет, где не надо, — и еще грубит!
Обиженный, сердитый, ушел. Чай не допил. И теперь со мной не разговаривает.
Важная обязанность
У звуков есть важная обязанность: они должны быть различителями слов. Благодаря звукам слушатель различает слова и поэтому понимает мысль говорящего.
Есть слово дом, есть слово том, есть слово ком, есть слово лом, есть слово сом, есть слово ЦОМ (Центральное объединение маляров). Предположим, мы первый звук не расслышали, и тогда нам не ясно: речь идет про дом, или про том, или про лом, или про ЦОМ. Или, может быть, про сома.
Наши примеры такие, что звуки [д] (дом), [т] (том), [л] (лом), [с] (сом), [ц] (ЦОМ) находятся в одной позиции: перед гласным. В этом случае ясно, что они, эти звуки, — различители слов. Никаких сомнений нет: только благодаря этим согласным мы одно слово не путаем с другими.
А вот те-то согласные, которые меняются на посту, позиционно чередуются, они-то способны различать слова?
Посмотрим:
Падает сне[к].
Сне[к]-то падает и падает.
Эх, сне[г] бы пошел!
Сне[г] белый-белый…
Один и тот же корень в одном и том же слове (и падеж — один и тот же: именительный). А произносится: то сне[к], то сне[г]. Заметили, от чего зависит? От позиции. Если после снег идет звонкий согласный, то произносится сне[г]. Нет звонкого согласного — произносится [к]. (Конечна, во фразе Снег белый-белый произносится [г] в том случае, если нет паузы… А если вы скажете: Снег… — и задумаетесь, вздохнете и потом добавите: …белый-белый…, то и будет сне[к], как перед всякой паузой.)
Это позиционное чередование. И становится ясно, что со смыслом оно не связано. То [к], то [г] на конце слова, а смысл один? морфема (значимая единица) одна? Да, одна и та же морфема, один и тот же смысл.
Если вам кто-нибудь скажет, что он с корнем сне[г] связывает один смысл, а с корнем
Я знаю, что многие из моих читателей плохо относятся к орфографии. Ее требования, конечно, исполняют беспрекословно, но не любят нашу орфографию, не гордятся ею; нет благодарности к тому ценному, что она дарит нам. Любить орфографию, гордиться ею? Возможно ли это? И, главное, за что любить и чем гордиться? Мне бы хотелось в этой книжке рассказать, почему русская орфография достойна уважения и даже благодарности, несмотря на все ее недостатки. Недостатки есть, даже немало — и все-таки она хорошая! Вот я и буду спорить с теми, кто не ценит высоких достоинств нашего письма, буду стараться их переубедить.
Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.
Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.