Занимательная орфография - [14]
Звуки, как вы знаете, чередуются. Поскакал — поскачу. Корень -скак-, но он же и -скач-. В одном слове такой, в другом — почти такой же. Значение одинаковое и там, и здесь. Но в одном звуке разница: -скак- / -скач-… Это и есть чередование. Итак:
Даны в языке два слова.
И у них корни — с одним значением.
И звуки, из которых корень, у них те же.
Значит, у них один и тот же корень.
Но есть различие в одном-двух звуках…
Звуки явно принадлежат этим одинаковым корням.
Но — разные.
Тогда говорят: чередуются эти звуки.
Говорят: это чередование.
Бывает в квартире — все жильцы постоянные, а одна комната сдается. То один в нее въедет, то другой. А квартира-то, конечно, та же. Только в одной комнате жильцы чередуются.
Какие-то они разные
Чередования бывают какие-то разные. Одни такие:
ры[б]а — ры[п], яго[д]а — яго[т],
тра[в]а — тра[ф], лы[ж]а — лы[ш],
кни[г]а — кни[к], берё[з]а — берё[с].
Согласные чередуются, а письмо как будто не замечает чередования.
Но бывает и по-другому:
нарезать — нарежет, огородить — огорожу,
помазать — помажет, берег — безбрежность, ходить — хожу, могу — возможность…
Здесь письмо заметило чередование. Буквами его обозначило.
Еще Василий Кириллович Тредиаковский задумался: почему такое различие? И он решил: оно ни к чему; если в случаях могу (или: возмогу — старинный глагол) и возможность надо писать «по звонам», то есть по звукам, обозначая чередование г||ж, то и во всех случаях надо писать по звукам, просто на слух. Письмо наше будет простым и легким, думал Тредиаковский, и противоречие исчезнет. Он считал, что обозначать чередования в одних случаях, не обозначая его в других, — значит, быть непоследовательным. А непоследовательное письмо — труднее всего.
Нельзя ли, рассуждал В. К. Тредиаковский, «писать возмогность от возмогу, не меняя г на ж (возможность)? Всяк из нас скажет, что не можно так написать. Чего же ради? Ибо звон требует буквы ж, а не г. Что ж больше? Так писать надлежит, как звон требует»[8].
Это и нечестно, рассуждал он, в слове хлеб — писать букву б, в слове указ — букву з. Это же обман — произносить п, а писать б! «Какое в нас справедливое радение о начинающем учиться отрочестве? Не обманываем ли мы их, посадив за азбуку, говоря, что ба есть ба, а не па, а, натвердив им сие с великою трудностию, потом, — пишет Тредиаковский, — заставляем писать хлеб, указ? Что может наибольше противно быть зрелому рассуждению, а к детям любви и попечению об них нашему?»
Вопрос такой: почему одни чередования письмо передает (и, очевидно, имеет свои резоны их передавать), а другие не передает — и как будто не нужно их передавать?
Этому должно быть какое-то объяснение.
Будто струны
Вот два ряда звуков (вы видите квадратные скобки? Это не буквы, это звуки обозначены):
[б в д з ж г]
[п ф т с ш к]
Вверху — звонкие согласные. Внизу — глухие. Когда произносятся звонкие, голосовые связки дрожат. Положите ладонь себе на горло. Произнесите [в], или [з], или [ж]. Произнесите их длительно, тяните их голосом. Ваша рука почувствует, как что-то «внутри шеи» дрожит. Это дрожат голосовые связки — упругие мышцы, натянутые поперек гортани — дыхательного горла. Как будто они струны.
Теперь произнесите звуки [ф], или [с], или [ш]. Это звуки глухие. Когда их произносят, голосовые связки не дрожат. Положите ладонь: ведь верно — не дрожат?
Звонкие согласные, те, которые стоят в верхней строке, не могут быть на конце слова (перед паузой)[9]. Как только попадут на конец слова — сменяются с поста. На их место становятся глухие.
Вот примеры:
роза — много ро[с], чумазый — чума[с],
коза — стадо ко[с], толстопузый — толстопу[с],
прогрызу — он прогры[с], арбузы — арбу[с],
сползу — спол[с], морозы — моро[с].
И сколько бы мы слов ни подбирали, не будет ни одного случая, когда бы звук [з], попав на конец слова, преспокойно бы на нем оставался:, то есть произносился бы на конце. Конечно, мы говорим о естественной речи, а с натугой все можно произнести.
Полупшённый диктует
Иван Семенович Полупшённый развел руками и говорит:
— Не знаю, зачем он это придумал!
— Кто — он?
— Да племянник! Уличает меня в том, в чем к конкретно не повинен! Я бы нашел на него управу, но ведь жалко — племянник! А он меня это… дискриминирует. Порочит. Лишает права на уважение!
— А что он?
— Голословно утверждает, будто я говорю неправильно, не по буквам. Я ему диктант диктовал, надо бы ему написать: В сарае много коз. А он написал: кос! Я ему сделал укоризненное замечание: несосредоточенный ты! Не слушаешь, что я диктую. А он: да ты и диктуешь — кос-с-с-с! И такую букву с пустил, какой я в жизни никогда не писал! Я ему: нет, я говорил про коз-з-з-з…
(Здесь Полупшённый так загудел, будто десять шмелей влетело.) Он замолчал, махнул горестно рукой и сказал:
— Да разве он оказывает мне должное уважение? Твердит себе одно: нет, так не произносят. Я ему: коз-з-з-з, прямо в ухо. Он уши зажал и говорит: «Это ты понарошку так теперь дудишь, а взаправду [з] не бывает на конце слова… Ты сказал кос!» Про меня — такое… Я, выходит, правильно и сказать уж не могу! По буквам будто бы я не умею! «Понарошку!» Да разве такие слова можно про дядю говорить?
