Замурованное поколение - [17]

— Рена…

Мы не можем задержаться, даже если бы захотели: за нами бежит плотная группа, в которой выделяется Торрес в рубашке навыпуск. Бесконечно замирающий крик висит в воздухе:

— А-а-а-а-а!..

Выше по улице в дверях показываются любопытные, толстые мужчины и подтянутые женщины.

— Что случилось?

Кто-то хорошо осведомленный коротко бросает:

— Студенты.

Добравшись до Гран-Виа, бежим потише: люди в мундирах не хотят отдаляться от «джипов» — боятся, наверно, что мы их похитим. Рената хромает.

— Мне ужасно отдавили ногу…

Мокрое платье обтягивает ее, как чулок, оно съехало набок. Едва сдерживаю смех: Рена похожа на потерпевшую кораблекрушение.

— Может, уйдем?

— Что ты! Самое интересное только начинается…

— Ладно, согласен, бежим!

Снова беремся за руки и бежим по Пасео-де-Грасиа. Кто-то трогает меня за плечо.

— Ну и душ, а?

Это Ровирес. Но говорит он о нас, у него самого лишь немного обрызганы брюки.

— Я думал, тебя здесь нет.

— Разве я пропустил хоть раз? А Кортет?

— Где-нибудь тут, если не захлебнулся. Мы были вместе.

— Меня удивляет, почему они не сделали это же самое на Университетской площади…

— Их никогда не поймешь.

Где-то воет сирена патрульной машины, но не видно никого, кроме двух типов, охраняющих банк. Они прижались к стене и таращат на нас глаза. Один из них уже седой.

— Подожди…

У Ренаты свалилась с ноги туфля. Должно быть, в толчее надорвался ремешок, он очень тонкий, а теперь лопнул совсем.

— Я так не могу бежать…

Мы уже на Пасео и пытаемся снова построиться в колонну. Пока же народ толпится на месте, некоторые ребята очень возбуждены.

Кто-то говорит:

— …поджечь трамвай…

Но кто-то другой говорит о необходимости соблюдать порядок. Так мы пропадем.

Со стороны площади Каталонии уличное движение, по-видимому, нарушено — «джипы» не подчиняются сигналам светофоров. Большинство наших собирается на середине улицы, толпа все густеет. Ровирес говорит:

— Никогда еще не собиралось столько народу.

Не знаю, откуда они взялись, но он прав. Продолжают подходить парни, которым удалось убраться с Ронды, другие прибежали с Гран-Виа. Некоторые идут строем:

— А-а-а-а-а!..

Среди них — Рамона Улья, с нею друзья ее мужа. Живот у нее так вздулся, что хочешь не хочешь, а посмотришь на него.

— Ровирес!

Подходит Багес с двумя парнями; рукава засучены, будто собрались на работу.

— Когда тебя выпустили?

— Вчера вечером.

Его радостно хлопают по спине, и довольно крепко. Я с ним едва знаком, но теперь тоже пожимаю руку.

— Ну как?..

Нас разъединяет людской водоворот. Вооруженные люди шеренгой идут по Пасео. У каждого в руке резиновая дубинка. Возникает замешательство, и те, кто поближе к наступающим, бегут в беспорядке. Ренату оттирают от меня.

Я снова вижу ее немного поодаль вместе с незнакомой мне девушкой с пышной грудью. Обе кричат что есть силы:

— А-а-а-а!..

Кричат все. В общей сумятице несколько человек — пять-шесть решительных парней, среди них Монфульеда со своим вечно выбивающимся непокорным вихром — пробуют организовать отступающих.

— Не бегите, не бегите!

— Стройтесь в ряды!

Они пробуют продвигаться вперед, мы с Ренатой идем за ними. Тут же откуда-то вынырнувший Кортет. Его как будто только что вытащили из воды, но рубашка уже начинает просыхать. Он бодро кричит:

— Крепче держитесь!

За нами все уже снова идут в шеренгах, но впереди сумятица нарастает. Кидаются из стороны в сторону, ломают строй, перестраиваются. Некоторые бегут.

— А-а-а-а-а-а-а!..

Кортет все в том же настроении.

— Говорю, надо бы спеть!

Многие голоса стараются пробиться сквозь общий шум:

— На Лайетану, на Лайетану!

Люди мечутся, сбиваются в кучу, и вскоре я вижу, как плотная толпа прорывает шеренгу тех, в мундирах. Двое или трое из них поворачиваются, готовые преследовать прорвавшихся, но откуда-то доносится команда. Это офицер, он стоит на скамейке. У него за спиной остановился трамвай.

Мы начинаем своего рода атаку, толкая тех, кто преграждает нам дорогу, но люди в мундирах бьют изо всей силы, особенно сильно бьет высокий смуглый парень: он орудует дубинкой как палицей. Мне удар приходится по руке.

— Разоружайте их!

Несколько человек оттесняют офицера, когда он слезает со скамейки, но тут из-за угла выбегают еще люди в мундирах; с поднятыми дубинками они устремляются к нам. Крики, проклятия. Некоторые сняли пиджаки и защищаются ими.

— А-а-а-а-а!

Меня толкают сзади прямо на парня в мундире. Тот теряет равновесие, пытается ударить меня, когда я отступаю; я уворачиваюсь, ударом кулака сзади выбиваю у него дубинку, она падает на землю.

Ренату я, конечно, потерял; но разыскивать ее некогда: я оказался в толпе, на которую сыплются гулкие удары, точно град камней падает. Неподалеку вскрикивает женщина, заглушая вопль неожиданно оказавшегося рядом со мной Багеса.

— На Лайетану! — рычит он.

Дубинка бьет его по уху, и он падает. Я мгновенно подставляю ножку парню в мундире, и тот летит на землю.

— Берегись!

Спасаюсь от удара и бегу под какофонию автомобильных гудков по Пасео, туда, где толпа кажется пореже.

К дереву прислонился светловолосый паренек, его тошнит; чуть подальше Баррильс снял мокрую рубашку и скручивает ее жгутом, чтобы использовать как оружие. Несколько наших бегут, преследуемые по пятам людьми в мундирах, и вдруг один из них спотыкается.