Замурованное поколение - [16]

На многих балконах полно людей, будто проходит церковная процессия, из лавок вышли продавщицы. Должно быть, они нас ждали. Вчера одна из них присоединилась к нам, пошла как была — в форменном голубом платье. Скорей всего, ее уволили.

— Хорошо бы спеть, — бормочет Кортет.

— Но что?

— Что угодно. Для бодрости.

Рамона Улья идет в рядах, хоть ей это нелегко. Ее муж, один из наших, был арестован позавчера. Если его скоро не выпустят, девчонке придется туго: чтобы учиться, они оба работают.

«Джипы» идут рядом с нами по другой полосе мостовой, и какое-то мгновение кажется, будто они нас эскортируют.

— Что-то они приготовили нам сегодня?

— Увидим.

Ясно одно: домой вернутся не все. Но «джипы» проходят стороной, удаляются к площади Каталонии, набитые людьми, которые, возможно, предпочли бы находиться в эту минуту в другой части города.

Мы останавливаем движение на улице Бальмес: автокар резко тормозит, едва не врезавшись в голову колонны. Регулировщик сбегает на мостовую с тротуара, где он как будто прятался, и отчаянно свистит. Размахивает руками — ни дать ни взять марионетка. Мы не обращаем внимания.

Рената замечает:

— Все проходит очень мирно.

— Подожди, еще не конец.

Но мы пересекаем и площадь Каталонии, и никто не заступает нам путь. Вытянув шею, я вижу Баррильса, коммуниста, он идет впереди, справа, прямой и торжественный, как новобранец на первом в жизни параде. Он из военной семьи. Рядом с ним идет сын Розендо Торреса. У меня такое впечатление, что позади нас колонна удлиняется. Возможно, некоторые из зевак наконец решились. Но повсюду — только молодые лица.

— Какая она толстая, правда?

— Что ты говоришь?

Рената придвигается ко мне поближе и повторяет. Она все еще не поняла, в каком положении Рамона Улья.

— Да. Она храбрая, правда?

Рената утвердительно кивает, и мы оба улыбаемся — как мне кажется, сами не зная почему. Она идет как-то неуклюже, неизящно, подлаживаясь под медленный шаг идущих в колонне. К тому же она не привыкла ходить на средних каблуках.

— Не жалеешь, что пошла?

— Нет, ни капельки.

Конечно, она самая хорошенькая. Настоящая женщина здесь — это она, хотя некоторые из моих однокашниц и старше ее. Одета она тоже лучше их.

По колонне словно волна катится. Парни оборачиваются и говорят что-то идущим сзади. Все вдруг начинают волноваться. Наконец новость доходит и до нас:

— На площади Уркинаоне двадцать грузовиков!

Потом выясняется, что это, как всегда, «джипы».

Должно быть, загородили всю площадь. Подсчитываю в уме: человек сто двадцать. Рената спрашивает:

— Думаешь, они нападут на нас?

Но в лице она не изменилась. Как и другие, она идет вперед, чувствуя себя под защитой всех тех, кто идет рядом, под защитой наших товарищей.

— Кто их знает…

Скоро мы это узнаем. Когда мы выходим на Ронду-де-Сан-Педро, воздух внезапно разрывает вой сирены, и патрульная машина в сопровождении трех «джипов» мчится к нам.

Инстинктивно мы все замедляем шаг, но передние не сдаются, ведут колонну вдоль трамвайной линии. Машина с ревом сворачивает к тротуару, а «джипы» становятся в ряд метрах в десяти перед головой колонны.

Мундиры заполняют улицу, среди карабинов видны и автоматы. По приказу офицера с желтовато-серым лицом и пистолетом они бросаются к нам, врезаясь в наши ряды.

— Разойдись! Разойдись!

Они твердят эти слова, как литанию. Оружие держат на изготовку, и нам приходится отстраняться, стараясь избежать удара дулом или прикладом. Но мы не расходимся. Позади вооруженных людей ряды демонстрантов смыкаются еще теснее, еще плотнее. Мы прижимаемся друг к другу, идем плечом к плечу.

— Разойдись! По домам!

Чувствую, как рука Ренаты обвивается вокруг моей, но, повернувшись, вижу, что она не испугалась. Лицо ее немного разрумянилось, глаза блестят. Я говорю ей:

— Что бы ни случилось, держись поближе ко мне.

— Да…

Но тут же соображаю, что сказал глупость. Теперь ясно, что сегодня нам придется бежать. Кто-то вышел из машины и кричит как одержимый, но люди в мундирах уже врезались в колонну, и никто не знает, что делать дальше.

— Шланги!

Автоцистерны стоят на углу, одна из них — на полосе встречного движения. Но регулировщика, который оштрафовал бы нарушителя, нигде не видно. Те, кто помогает поливальщикам, тоже в мундирах и резиновых сапогах, двое поднялись из машины, готовят шланги.

Кто-то из них, должно быть, поторопился, потому что первая струя бьет в прохожих, остановившихся на тротуаре по другую сторону улицы. Но затем мы оказываемся между двух огней: четырехструйный душ разрывает наши ряды. Бегом бросаемся на тротуары, струи преследуют нас до самых тентов над витринами магазинов. Кругом — мокрые головы и рубашки.

Прическа Ренаты растрепалась, но ей некогда ее поправить. Взявшись за руки, бежим в гору и вдоль домов пробираемся на Виа-Лайетана. Струи все еще преследуют нас; вода бьет в спину трем девушкам со свертками.

— Ой-ой!

Я смеюсь, промокнув до костей. Позади нас слышится голос, заглушаемый шумом воды:

— На Пасео-де-Грасиа!

Впереди — еще один «джип», из него выскакивают люди, словно собираясь задержать бегущих. Но оружие стесняет их движения.

— Быстрей!

Рената мчится, как серна, проскальзывает у одного из них под рукой. Я устремляюсь вперед с другой стороны, наклонив голову. Все несутся как черти.