Замри - [25]

– Смена Мэдди закончится через две минуты. – Она произносит это так, словно я на экскурсии, а Мэдди – одна из достопримечательностей.

Я начинаю думать, как бы ее подколоть, но тут стеклянная дверь открывается, и на улицу выходит девушка со светлыми волнистыми волосами. У нее большие темные глаза, а когда она видит нас, на ее лице расцветает улыбка. Дилан поворачивается к ней, и происходит удивительная вещь. Дилан в своих узких черных джинсах, рваной футболке и тяжелых браслетах, с торчащими во все стороны волосами и свежей черной подводкой вокруг глаз, не просто улыбается, не просто подходит к Мэдди и обнимает ее. Нет. Каждый мускул ее тела расслабляется, шаг вперед граничит с прыжком, а ее «Привет» звучит как «Я люблю тебя, ты прекрасна, ты лучше всех в этом мире».

32

Мы сидим на открытой веранде кафе в нескольких кварталах от «Копировальных услуг». Мэдди наклоняется над круглым зеленым столиком и говорит:

– Расскажи о себе, Кейтлин. Чем ты увлекаешься?

Такой вопрос ожидаешь услышать от родителей, когда приводишь домой парня, с которым собираешься встречаться. Он звучит очень по-взрослому, но почему-то мне это нравится. Склонив голову набок, она ждет ответа. Дилан, развалившись в металлическом кресле, потирает пальцем застежку кожаного браслета.

Мэдди пристально смотрит на меня – почти как Дилан, но немного иначе. Дилан смотрит как будто насквозь, узнавая обо мне вещи, которых не знаю я сама. Мэдди просто сосредоточена. Я на секунду задумываюсь. Я хочу сказать «фотография», но только вчера Дилан видела, как я сделала самую плохую фотографию в мире. Что она подумает, если я признаю, что намеренно загубила то, что люблю?

Так что я говорю: «Я люблю строить», одновременно прислушиваясь к этим словам и пытаясь понять, какой эффект они производят.

Мэдди явно заинтересовалась. Дилан отрывает взгляд от своего браслета.

– Из дерева, – уточняю я.

– Так ты художница, – говорит Мэдди. – Потрясающе. И что ты строишь?

Я пытаюсь сообразить, как бы сказать правду, чтобы она не прозвучала глупо, и решаю сфокусироваться на будущем.

– Я планирую построить дом на дереве. Только не детский.

– Вроде тех, что были в книге, которую ты смотрела? – спрашивает Дилан, отпивая кофе. Это ее третья чашка за день.

– Да. У меня во дворе растет классное дерево, которое я хочу использовать.

Мэдди приходит в восторг.

– У моих родителей друг в Орегоне, и у него на участке есть дом на дереве. Он потрясающий. Когда мы приезжаем в гости, я провожу там все время. Я бы хотела посмотреть на твой, когда он будет готов.

– Ага, – говорю я. – Конечно, приезжай.

– А Мэдди актриса, – говорит Дилан и кладет ладонь на спину Мэдди.

– Здорово, – говорю я. – Я ходила в театральный кружок один семестр, но, наверное, это не мое. Я боюсь сцены.

– Раньше я тоже волновалась перед выступлениями, – признается Мэдди, – но это прошло. Теперь у меня есть ритуал, который я провожу перед началом постановки. Я представляю, что меня окружает поток света, который защищает меня от всего, что думают зрители. Звучит странно, но это работает.

Она говорит об этом так убежденно, что я ей верю.

– Что планируешь делать после выпуска? – спрашиваю я. – Переедешь в Лос-Анджелес?

– Нет. – Мэдди мотает головой, и ее белые серьги-ракушки раскачиваются взад-вперед. – Меня интересует только театр.

Я отпиваю свой макиато и жалею, что не заказала что-нибудь другое. Мне нравятся маленькие чашечки и пенка, но он для меня слишком горький. Я пока не нашла свой кофе.

– А ты, Дилан? – спрашиваю я. – Что нравится тебе?

Дилан пожимает плечами.

– Самой бы понять.

Мэдди смеется.

– Она просто не любит хвастаться. Она невероятно умная. Знаешь, где она проводила лето пять лет подряд?

Дилан смеется.

– Заткнись, – говорит она беззлобно.

– В лагере с изучением физики! – вопит Мэдди. И повторяет со значением: – С изучением физики.

Мне сложно в это поверить. Во время обеда ботаники в нашей школе сбиваются вместе и обсуждают проходные баллы в Массачусетском технологическом. Да и мало кто может хорошо разбираться одновременно в науке и в английском.

Дилан пожимает плечами.

– Мы делали магниты, измеряли свет и все такое. Было весело.

Мы сидим и болтаем еще какое-то время. Интересно, каково это – по-настоящему гореть каким-то делом? Я думала, что горю фотографией. Я думала, что мне нравится этим заниматься и у меня хорошо получается. А теперь оказалось, что мне просто нравится.

– Я сейчас вернусь. – Дилан поднимается из-за стола, и Мэдди с улыбкой провожает взглядом ее нескладную фигуру с узкими лопатками и гнездом на голове.

Когда Дилан скрывается в кафе, Мэдди говорит:

– Я рада, что она с тобой познакомилась. Она переживала, что не найдет в Лос-Серросе друзей.

Я беспокойно ерзаю в кресле.

– Да, – говорю я. – У нас маленькая школа.

– Соболезную по поводу подруги.

Я замираю, глядя в свой макиато. Чашка еще полная, и кофе остывает.

– Прости, – говорит Мэдди. – Странно, наверное, слышать это от меня. Я просто хочу, чтобы ты знала: Дилан тоже потеряла близкого человека. Она не любит об этом говорить, так что лучше не поднимай этот вопрос. Но знай: она понимает, что ты чувствуешь. Она замечательная. И еще я рада, что