Замри - [23]

– Воду? Сок? Лимонад?

– Можно просто воду.

– Простую или газированную?

– Газированную.

– Так вот, – Дилан протягивает мне стакан, – хочешь завтра поехать со мной в город? Я хочу встретиться с Мэдди и парой наших друзей.

– Конечно, – говорю я и делаю глоток, чтобы она не видела, что я улыбаюсь.

Вернувшись домой, я заношу фотоаппарат в комнату и спускаюсь вниз. Я отпираю машину и сажусь на заднее сиденье, но почему-то никак не могу устроиться. Мне слишком тесно, слишком темно. Я перебрасываю рюкзак вперед и протискиваюсь на пассажирское кресло сама. Отсюда вид открывается другой: я вижу больше дома, больше террасы. Больше всего.

Я достаю из рюкзака дневник Ингрид, упираюсь коленями в приборную доску и начинаю читать.

дорогая шелушащаяся штукатурка!

ты, конечно, прекрасный пример – как ее там? – аллитерации! но главное – ты красивая и печальная, совсем как я, и чем больше отходит красивый слой, тем печальнее мы с тобой становимся. к слову, это вроде бы метафора. кейтлин точно знает, что это. наверно, она сказала бы что-то вроде «чего ты сопли распустила», или «да что с тобой сегодня», или еще что-нибудь обидное. она не знает, каково быть мной. сегодня, когда я брила ноги, я с силой провела лезвием по коже – под таким углом, чтобы оно вошло глубоко, но не слишком. мне всегда кажется, что если я надавлю чуть сильнее, то смогу пережить день и мне станет гораздо легче. но это не работает. мне нужно найти настоящий нож, какими в кино орудуют суровые мужики, бормоча себе под нос и глядя в грязное зеркало в грязной темной ванной. но даже после обычной бритвы кровь пропитала гольфы, которые я хотела сегодня надеть. перед выходом из дома я заметила, что на щиколотке они уже побурели от крови, и мне пришлось их снять, выбросить в мусорку, переодеться в штаны и бежать к кейтлин, которая, кстати, начинает беспокоиться или что-то подозревать. она становится серьезной и пристально смотрит на меня, когда думает, что я не замечаю. я пытаюсь быть хорошей девочкой и пить все таблетки, которые дает мне мама, но из-за них меня клонит в сон и я не могу мыслить четко. джейсона сегодня не было на биологии. отстойный день. совсем как я.

ингрид

Закончив читать, я прячу дневник в бардачок. Почему она ничего мне не рассказывала? Может, она думала, что я не справлюсь, что я живу в тепличных условиях, что я слишком наивна? Если бы она рассказала, зачем она себя режет, рассказала, что ее рассеянность вызвана таблетками, рассказала, что она вообще принимает таблетки, что она проходит лечение – хоть что-нибудь, – я бы в лепешку расшиблась, чтобы ей помочь. Я не говорю, что я супергероиня. Я не говорю, что заслонила бы ее от всех проблем. Я просто говорю, что единственная причина, по которой тот день был отстойным, заключается в том, что она сама сделала его таким. Все это время я была обычным подростком, жила обычной жизнью и для меня все имело значение.

29

На следующий день на алгебре Тейлор проходит мимо своего обычного места и садится за парту передо мной. Он не здоровается – просто садится спиной ко мне, как будто это в порядке вещей. Мистер Джеймс возвращает нам тесты. У меня 89 процентов. Я делаю пометки, пытаясь разобраться, где допустила ошибку.

Тейлор разворачивается и смотрит на мой листок.

– Ого, – он показывает мне свой тест, – у нас с тобой одинаковый результат. Надо же.

– Угу, – говорю я саркастично, но на самом деле я рада, что он сидит рядом и разговаривает со мной.

– Если у кого-то есть вопросы по тесту, я буду ждать вас после урока, – говорит мистер Джеймс. – Через несколько минут мы разберем домашнюю работу, но сперва я хочу рассказать вам о новом задании. Таким вы еще не занимались. Я хочу, чтобы вы разбились на пары и выбрали математика из любой страны, живого или уже умершего, и подготовили презентацию, в которой расскажете нам о его жизни, достижениях, а также об исторической и политической обстановке, в которой он работал.

Он продолжает говорить о том, что математика – это не только школьный предмет, что она связана с повседневной жизнью. Тейлор снова разворачивается ко мне.

– Давай вместе? – спрашивает он.

– Давай, – шепчу я и чувствую, как у меня начинают пылать уши.

Он отворачивается.

Мистер Джеймс говорит:

– Когда вы разобьетесь на пары, дайте мне знать.

Рука Тейлора взлетает в воздух.

– Да?

– Мы с Кейтлин будем работать вместе, – говорит он и тут же склоняется над столом, внезапно заинтересовавшись своим тестом. Я чувствую, что на нас направлены все взгляды. У меня горит лицо.

Но мистер Джеймс, который и не догадывается, что ребята вроде Тейлора должны работать с кем-то вроде Алисии Макинтош, просто диктует себе под нос: «Тейлор и Кейтлин», записывая наши имена на листе бумаги.

30

Когда я захожу в библиотеку, Дилан разговаривает с дежурным учителем читального зала, и, чтобы им не мешать, я начинаю листать книги по искусству.

Я поглядываю на Дилан, но она продолжает разговаривать. Она замечает меня и одними губами шепчет: «Секунду».

Я начинаю снимать книги с полок. Одна из них посвящена бразильской музыке, другая – мостам, третья – декорированию небольших пространств.