Заморок - [31]

Шрифт
Интервал

Дожидаюсь порой у окна.
Что тоскую, люблю тебя пламенно
И, страдая, хочу лишь тебя.
Ты молчи, все скрывай, точно каменный,
Точно в сердце твоем нет огня.
Никому не скажи, что я нежная,
Что люблю, что грущу, что твоя,
Что сковало нас счастье безбрежное,
Что до смерти твоя буду я.
Если любишь меня, не отказывай,
Об одном только помни всегда:
Ничего про любовь не рассказывай,
Ничего, никому, никогда.

Я уже давно знала такую песню. И знала музыку, и слова тоже. Мне нравлось, что эта песня смелая. Я была за то, чтоб про любовь говорить все-все слова — до самого-самого конца.

Тогда я в своей жизни до конца еще не любила. Мне хотелось, чтоб мне встретился человек… А человек мне не встретился. На меня многие заглядывались — и хлопцы, и мужчины…

Ой, я всегда не могу, если в сердце нету огня… Я лично за то, чтоб любить до смерти…


Я себе решила, что хватит ждать, что надо биться за свое счастье.

Конечно, я решила, что буду биться за Александра Ивановича.

Норинская ж боролась за свое? И я буду — за свое, потому что у человека должна быть большая цель.

По правде, я себе наметила, что не допущу себя до такого стыда, который у Норинской.


Тогда я хорошо подумала и вспомнила, что любовь до Александра Ивановича зародилась у меня с первой секундочки встречи.

Я думала. Допустим, я сама себя обманывала, что Александр Иванович мне понравился как старший товарищ, от которого я ожидала помощь в своей сиротской жизни.

Я думала. Допустим и такое, что Александр Иванович проявил себя не как мне б хотелось, чтоб Александр Иванович проявил. В день нашей встречи я не знала про нетвердость Александра Ивановича с женщинами. Если б знала, наверно, у меня появилось бы другое отношение. Другое не появилось, получается, я полюбила Александра Ивановича беззаветно.

Я себе решила, что Надежда с Катериной мне ничего не помешают. А я Надежде с Катериной — пожалуйста, обязательно помешаю.

Я думала, что выпутать человека — это ж хорошо, что в ответ на такое человек обязательно отзовется. Тем более мужчина — Александр Иванович. Что надо — раз! — и показать человеку, что уже час отзываться в мою сторону по этой линии. Что Александр Иванович же не знает, что можно…

Потом я подумала, что есть и такое проявление у Александра Ивановича — случай с проверкой меня органами. Это ж Александр Иванович начал, сказал про свою поруку без проверки. А сам…

Потом я подумала, что, когда у меня уронился занавес, как так получилось, что человек с органов у меня ничего не спросил? Конечно, я доподлинно не знаю, может, у всех наших с буфета не спросилось тоже. Хоть, конечно, может, и спросил у всех с всего нашего Дома офицеров. А меня ж не спросил… Так же тоже бывает? Молчок по поручению органов. Если б меня органы попросили молчать, я б молчала тоже.

Потом я подумала, что, наверно, Александр Иванович ждет от меня по этой линии даже первей, чем по линии чувства любви.

Я себе решила, что ничего, что мне такое не обидно тоже.

Получилось, что с этого самого дня я постановила себе жить и делать не в разноброс, а чтоб показать Александру Ивановичу себя по всем линиям дальше и дальше.


У меня была такая наявность и такие решения.

Я работаю в коллективе. В этом коллективе работают люди, которые мне товарищи и которые мне враги. С товарищами я буду товарищ. А с врагами я буду враг.

Мои товарищи: все-все, ккоторые мне не закрывают дорогу.

Мои враги: Катерина, Надежда.

Мои кто? Это Александр Иванович, Фрося, Яков.

Про моих товарищей у меня рассуждения не было.

Про моих двух врагов я рассудила так.

Первое. Они женщины. Второе. Они некрасивые, а я красивая. И я молодая. Допустим, Надежда и Катерина по уму не дурные. Надежда закончила пединститут, Катерина закончила торговый техникум — тоже в Чернигове, на Фрунзе. Кого попало учиться не берут. Это ж надо сначала закончить школу — или десять, или восемь классов. У меня не получилось — жизнь взяла себе свое. Ничего. Я и сама по себе имею голову. Потом — у меня есть впереди грядущее. И я мое грядущее использую.

Да.

То грядущее. А пока надо Надежду и Катерину посунуть на новое место, чтоб стали не рядом с Александром Ивановичем.

Про Александра Ивановича я решила тоже. А пока я доведу до Александра Ивановичу, что я решила, Александр Иванович может сделать мне плохое. Допустим, потом Александр Иванович сделает мне и хорошее-хорошее. Получается, Александр Иванович в эту самую секундочку записывается в мои товарищи.

Фрося сейчас может сделать мне плохое. Получается, Фрося против меня, а я против Фроси. Если Фрося как-то уже поймет своей головой, что я с Фросей на такой же ноге, все-все повернется от Фроси на мою пользу.

Яков получился у меня вроде Фроси. В случае — с Яковом надо по честности тоже — Яков против меня, а я против Якова. И про такую же ногу — тоже. То есть я тут не про его калеченную ногу, а про свою, то есть не про свою-свою ногу, а про свою борьбу на равной силе.

А про свою ногу я подумала такое, что надо юбку подрубить короче, и халат рабочий тоже. Фартух у меня и так был короткий. И прическу надо было посмотреть, чтоб было еще лучше. Может, сделать под Эдиту Пьеху. Я тогда по телевизору в библиотеке видела и на пластинке. Взять с собой пластинку — у меня две — показать в парикмахерской. А то объясняешь словами — не понимают. Конечно, глазами — оно ж другое.


Еще от автора Алла Михайловна Хемлин
Интересная Фаина

Алла Хемлин определяет свой новый роман «Интересная Фаина» как почти правдивую историю. Начинается повествование с реального события 1894 года — крушения парохода «Владимир». Дальше все, что происходит с персонажами, реально буквально до предела. Только предел все время смещается. В «Замороке» (длинный список «Большой книги»-2019) Алла Хемлин, кроме прочего, удивила читателей умением создавать особый речевой мир. «Интересная Фаина» в этом смысле удивит еще больше.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).