Замок пепельной розы - [24]

И высоко над собой, в ослепившей меня полосе света вижу Дорна.

Мы встречаемся взглядами, переплетаемся ими намертво. Его — напряжённый, пристальный, непроницаемый… и мой — несчастный, почти слепой от слёз.

У судьбы странное чувство юмора.

Я хотела узнать правду.

Кажется, сейчас я услышу её из его собственных уст.

Глава 8

Наверное, в детстве во время грозы я пряталась в шкафу, чтобы меня кто-нибудь спас от моих страхов. Сказал, что я не одна, и всё будет хорошо. Поэтому и сейчас против воли, против доводов рассудка и соображений стыда, я ощутила укол тайной радости.

Он меня нашёл. Быть может, и от страхов сумеет спасти?

Подавив судорожный всхлип, смотрю снизу вверх на герцога.

Высокий, красивый… слишком красивый для такой, как я. Бульдожки. Дурнушки, которая ничем не привлекательна для мужчин, кроме фамилии своего папочки. Морриган уже успел, оказывается, начать переодеваться в дорогу. Распахнутая на груди рубашка, вынутые запонки — очередные массивные произведения ювелирного искусства для мужчин, украшенные фамильным гербом — рукава расстёгнуты на широких запястьях… Я задохнулась от вида почти обнажённого мужского тела так близко и даже забыла плакать.

Дорнан пристально смотрел на меня сверху одним из широкого арсенала своих непроницаемых взглядов. Дорого бы я отдала, чтобы узнать, что он думает на самом деле! Всё, что я услышала… снова начинало терять всякий смысл, когда он был рядом. В каждую встречу происходило одно и то же! Его слова снова и снова убивали надежду во мне… но наши взгляды и непонятное, наполненное, слишком длинное молчание — раз за разом воскрешали.

— А я ещё думал, что это за странные звуки.

Я вытерла глаза тыльной стороной ладони, как маленькая, принимаясь лихорадочно подыскивать оправдание. Жаль, что в спешке редко придумывается что-либо путное.

— Я… здесь когда-то был мой шкаф. Я искала потерянную пуговицу. И уснула. Вы меня разбудили. Только что. Неловкая ситуация, простите. Не стану больше… смущать.

Из нас двоих смущённой до кончиков ногтей была лишь я одна.

Герцог скептически поднял бровь. Судя по лицу, не поверил ни секунду. Я бы тоже себе не поверила! Ну и ладно. Как джентльмен он обязан хотя бы сделать вид.

Я попыталась встать, но от долгого сидения ноги затекли.

Герцог толкнул дверцу шире, распахивая её полностью, и протянул руку. Вздохнул.

— Иди уже сюда.

Я смутилась ещё больше — то ли от предложения помощи, то ли от этого упавшего внезапно между нами первого «ты». Я млела от звуков своего имени в его устах — а он произносил его часто, даже слишком часто, как по мне. Но это «иди»… оно просто выворачивало меня наизнанку. А он жесток! Приручать к себе зверька и кормить его такими вот «десертами», чтобы потом вышвырнуть на улицу.

Так будет во сто крат больнее. И поэтому я отказалась принимать его руку. Встала на колени и неловко схватилась за стенку шкафа, отводя глаза и упрямо стискивая зубы.

Морриган нахмурился… а потом склонился, взял меня за плечи. Поднял рывком и вытащил из шкафа, почти на руках.

Я не удержала равновесия, упала ему на грудь. Тяжело и гулко стукнулись в щёку удары чужого сердца. Ровные, мерные, и слишком… невозмутимые. По сравнению с моим, которое неслось вскачь, не разбирая дороги, как потерявшая управление лошадь. Горячая волна от его раскалённой кожи перекинулась на меня, пробежала вниз по позвоночнику.

Он отстранился первый. Снова.

Отвернулся и принялся неторопливо застёгивать правый рукав.

Заговорил глухо:

— Возвращайтесь к себе, Элис. И поскорее. На вашей репутации скажется не лучшим образом, если вас увидят выходящей из комнаты мужчины.

— Моя репутация… да, вы правы, наверное… — ответила я его спине растерянно.

Крутнулась на каблуках, бездумно преодолела на ватных ногах расстояние до двери. Чувствительность постепенно возвращалась, ступни покалывало. Онемевшие чувства возвращались тоже.

Взялась за дверную ручку… Значит, вот так он со мной прощается?

Я резко развернулась.

— Почему?

— Что — почему? — переспросил Морриган тихо, по-прежнему стоя ко мне спиной в нарушение всех и всяческих приличий. Он уже бросил застёгивать свой дурацкий рукав, и просто стоял посреди комнаты, зажав вторую запонку в кулаке.

— Почему я — последняя, кому вы предложили бы стать своей невестой? Что во мне такого плохого? Чем я вас не достойна? Это потому, что… — я вздёрнула подбородок и невероятным усилием воли сдержала слёзы, которые снова предательски подступили. — Потому, что… я некрасива?

Он, наконец, обернулся. Медленно, медленно… А потом двинулся на меня — тёмный и грозный в сумерках, которые опускались так быстро этим осенним вечером. Но никто из нас не подумал зажигать свечи.

Я невольно отступила на шаг, прижалась спиной к двери.

Герцог навис надо мной, остановившись на середине шага… но как же сильно, смертельно хотелось мне, чтобы не останавливался!

Он упёрся в дверь левой рукой, а правую потянул к моему лицу… но снова застыл. И так и не коснулся. Потемневший взгляд опустился на моё лицо.

— Кто вам сказал подобную чушь, Элис? Будто вы некрасивы.

Снова, снова это холодное, бессердечное «вы»! Но за мягкость, почти нежность звучания своего имени на его губах я готова была ему многое простить. А за то, что по-прежнему держит между нами расстояние и не дотрагивается… что он так близко и так бесконечно далеко одновременно… готова была убить.