Замок мечты. Лето моей надежды - [15]

Глава семнадцатая

Фергус Слэттери сказал Кейт, что суд рассмотрит ее дело в следующем сентябре. Откладывать дальше нельзя. Фергус надеялся, что заседание суда совпадет с открытием отеля. Его грела мысль о том, что великий О'Нил пропустит торжество из-за вызова в суд, который будет слушать дело о возмещении ущерба. У Фергуса кружилась голова от удовольствия. Его жизнь стала серой и унылой, и прелесть ей придавала только мечта о громадной компенсации, которую получит Кейт.

Иногда Дейрдра видела, как Фергус перебирал тонкую стопку документов, вынимая оттуда письмо или подшивая новое. Процесс двигался очень медленно. Даже после назначения государственного адвоката, которое должно было сильно ускорить дело, начались непредвиденные задержки. Здание городского суда было признано аварийным, и в работе наступил перерыв. Потом из-за этого перерыва возник аврал. Потом страховая компания-ответчик слилась с другой компанией, и все документы пришлось собирать заново.

Фергус быстро и решительно реагировал на все задержки и оттяжки и был в курсе событий, изложенных в последнем письме; можно было подумать, что других дел у него нет.

Патрик был неизменно вежлив, столь же хорошо информирован и так же регулярно просматривал почту, чтобы его не могли обвинить в безучастности к случившемуся.

Он не раз предлагал оплатить счет, но получал холодный отказ. Фергус, едва оставаясь в рамках приличий, намекал, что любая сумма, выплаченная О'Нилом в данный момент, будет выглядеть в глазах суда благотворительностью.

- Любая сумма, которую я выплачу в данный момент, никому не причинит ущерба и позволит облегчить страдания.

- Они не страдают. Им не нужны подачки и американские посылки с продуктами для бедных! - резко отвечал Фергус.

- Вы не любите всех американцев или только меня одного? - однажды спросил возмущенный Патрик.

- О'Нил, лично я предпочел бы, чтобы вас считали американцем. Но вы неизменно называете себя ирландцем…

Сообщения о том, что суд принял дело о компенсации к рассмотрению, не было, но об этом знали все. Кейт и Джон с тревогой поняли, что город действительно начал делиться на два лагеря. Были люди, желавшие, чтобы Райаны забрали себе все имущество О'Нила, как это бывает в ирландском тотализаторе, когда победителям выплачивается вся собранная сумма. Многие говорили, что это плевок в лицо человеку, щедрость которого ощутил на себе весь город. Они надеялись, что компенсация будет незначительной и тогда О'Нил поймет, что все в Маунтферне и его окрестностях желают ему только добра.

- Нам придется делать вид, что мы не знаем об этих разговорах. В конце концов, при нас они такого не говорят, - сказал Джон.

- Но это очень трудно. Почему мы не можем объяснить людям, что судимся вовсе не с ним, а со страховой компанией и что таков официальный порядок?

- Объяснить это невозможно. Ты сама не захочешь выносить сор из избы.

- Но это несправедливо! - чуть не плача, ответила Кейт. - Почему мы должны тратить свою жизнь на притворство, делая вид, что все в порядке?

- Так делает большинство людей, - спокойно ответил Джон.

- Но не все время! - взвилась она.

- Его львиную долю. -Джон сказал это так мягко, что Кейт тут же опомнилась, взяла его руку и прижалась к ней щекой.

Похоже, Джон действительно долго делал вид, что все в порядке. А она этого не замечала.

* * *

Майкл не думал о предстоящем суде. Джек Койн несколько раз говорил, что близнецам не следует дружить с Грейс О'Нил, потому что в один прекрасный день они окажутся по разные стороны баррикад. Но это была чушь. Все знали, что речь идет лишь о сумме, которую выплатит страховая компания, а не о мистере О'Ниле, который был так добр к ним.

Когда Майкл разговаривал об этом с Грейс, никто из них не чувствовал, что их семьи что-то разделяет. Именно поэтому он так злился, когда мальчишки в школе говорили о предстоящей битве. И еще больше злился на то, что его глупые младшие братья присоединились к банде идиотов, писавших на заборах «О'Нил, гоу хоум!»

Но Майкл Райан, переживавший первую любовь, не мог долго злиться. Все его мысли были только о Грейс.

До сторожки было всего три мили. Он мог проехать на велосипеде две с половиной мили, а она - полмили и встретиться в роще на холме, с которого открывался вид на Маунтферн. Но на это ушло бы много времени, после чего начались бы расспросы, где он был. Грейс тоже стали бы расспрашивать.

Ему хотелось только одного: лежать рядом с ней, гладить, читать стихи собственного сочинения о ее глазах, ногах и нежной коже. А в последнее время - о ее чудесной груди. О господи, как он тосковал по тому, что произошло после вечеринки, но теперь видеться им было негде. Иначе поднялся бы страшный шум.

Наверное, мама понимала больше, чем он думал, потому что иногда она ерошила его волосы и говорила, что ждать осталось недолго: отель скоро откроется, и Грейс будет жить прямо напротив них. Но она говорила это с трепетом, словно боялась того, что случится после открытия отеля. Майкл считал каждый день, оставшийся до переезда Грейс из проклятой сторожки, находившейся на другом краю света.

Грейс говорила, что любит его. Ей и во сне не снилось, что лежать рядом с ним и чувствовать, как он гладит ее с головы до ног, будет так сладко. Она доверяла ему, позволяла трогать себя там, где ему хотелось, говорила, что ей это тоже приятно, и знала, что он никогда не заставит ее делать то, что ей не нравится. Конечно, не заставит. Никогда в жизни.