Заметки о японской литературе и театре - [4]

Уже отмечалось, что ощущение эфемерности человеческого существования, возникавшее как реакция на определенные местные условия, способствовало быстрому распространению в Японии, в частности в ее поэзии, буддийской идеи бренности всего земного. Но в то же время сходная духовная настроенность, по нашему мнению, упрощала само понимание этого учения: оно было воспринято как нечто знакомое, близкое и потому осваивалось только внешне, поверхностно. Надобность проникновения в суть его отпадала из-за кажущегося тождества восприятия человеческой жизни и окружающего мира.

Песни "Манъёсю" дают основание считать, что буддизм в VIII в. еще не затронул духовных глубин народа. Это подтверждается и оптимистическим звучанием произведений памятника, в том числе и песен авторов, отдавших дань увлечению буддизмом, но не сделавших его своим мировоззрением.

Перу того же Якамоти, например, в поздний период его творчества принадлежит следующая песня:

Хоть знаю я,	Минава насу
Что временное тело,	карэру ми дзо то ва
Подобно легкой пене на воде,	сирэрэдомо
И все же я прошу себе	нао си нэгаицу
Жизнь долгую, чтоб длилась бесконечно!	титосэ-но иноти-о

(XX — 4470)

И Окура в ряде своих произведений предстает перед нами жизнелюбом:

Жемчуг иль простая ткань —	Сицу тамаки
Тело бренное мое	кадзу ни мо арану
Ничего не стоит здесь,	ми-ни арэдо
А ведь как мечтал бы я	титосэ ни мога то
Тысячу бы лет прожить.	омохоюру камо

(V — 903)

Словно пена на воде,	Минава насу
Жизнь мгновенна и хрупка,	мороки иноти мо
И живу я, лишь моля:	такунава-но
О, когда б она была	тихиро-ни мога то
Долгой, крепкой, что канат!	нэгаикурасицу

(V — 902)

У современника Окура, Абэ Хиронива, встречаются строки, выражающие те же настроения:

Как хорошо бы	Каку сицуцу
Жить и жить на свете!	араку-о ёми-дзо
О, жизнь короткая моя,	тамакивару
Что жемчугом блеснешь — и нету,	мидзикаки иноти-о
Хочу, чтоб вечно длилась ты!	нагаку хори суру

(VI — 975)

Ближайший друг и родственник Якамоти, поэт Отомо Икэнуси, тоже находит радость в земном существовании:

Говорят, из века в век,	Инисиэ ю иицуги кураси
Что непрочный и пустой	ёнонака-ва
Этот жалкий бренный мир.	хадзунаки моно дзо
Но, однако, есть и в нем	нагусамуру
Утешение для нас…	кото мо араму то

(XVII — 3973)

Из всех поэтов настроение безнадежности, пожалуй, сильнее всего выражено у Отомо Табито в известной песне 793 (кн. V):

Теперь, когда известно мне,	Ёнонака-ва
Что мир наш суетный и бренный,	мунасики моно то
Никчемный и пустой,	сиру токи си
Все больше, все сильней	нёё масумасу
Я тяжкой скорби преисполнен.	канасикарикэри

Однако в данном случае такое настроение было вызвано потерей любимой жены. Другими словами, основой его послужил реальный жизненный факт, а не продуманное мировоззрение. Глубоко в сферу словесного искусства Японии буддизм проник позже, в XIII в. В классической поэзии того периода уже не отметишь оптимистических нот, характерных для "Манъёсю".

Рассмотрим теперь песни второй категории, связанные с обрядовой стороной буддизма. Показательно, что последний никогда не вытеснял полностью исконной японской религии — синто, а всегда в той или иной мере сосуществовал с ней. И лишь в погребальном ритуале уже в VI–VIII вв. была принята почти полностью буддийская обрядность.

В ряде песен, в разделе плачей, достаточно многочисленных, указывается на обряд сожжения. Иногда об этом говорится прямо, как, например, в отрывке из произведения Хитомаро:

На заброшенных полях,	Кагирои-но
Где, сверкая и горя,	моюру
Пламя поднималось вверх,	арану-ни
В белой ткани облаков	сиротаэ-но
Скрылась ты из наших глаз…	амахирэ гакури

(II — 210)

Или в песне анонимного автора:

Улыбку милой моей девы	Томосиби-но
Что в мире смертных рождена была,	кагэ-ни кагаёу
Улыбку, озаренную огнями	уцэсэми-но
Пылающего, яркого костра,	имо-га эмаи си
Все время вижу пред собою.	омокагэ-ни мию

(XI — 2642)

Порой информация передана намеками, посредством введения специальных образов — тумана, облака, встающих над пеплом костра. Вот как об этом сказано в песнях Якамоти, в которых поэт вспоминает об ушедшей навсегда возлюбленной и о своем любимом младшем брате:

О, каждый раз, когда там, вдалеке,	Сахояма-ни
Встает туман на склонах гор Сахо,	танабику касуми
Ведь каждый раз	миругото-ни
Я вспоминаю о тебе	имо-о омоидэ
И нету дня, чтобы не плакал я…	накану хи-ва наси

(III — 473)

И когда услышал я:	Масакику то
Тот, кому желал счастливо жить,	иитэси моно-о
Белым облаком	сиракумо-ни
Поднялся и уплыл,	татитанабику то
О, как тяжко стало на душе!	кикэба канаси мо

(XVII — 3958)

Аналогичные образы встречаются и в песнях других авторов, а также в анонимных произведениях:

О, ведь вчерашний день	Кино косо
Ты был еще здесь с нами,	кими-ва арисика
И вот внезапно облаком плывешь	омовану ни
Над той прибрежною сосною	хакамацу-га уэ-ни
В небесной дали…	кумо-то танабику

(III — 444)

Когда исчезло, уплывая,	Акицуну-ни
То облако, что поутру вставало	Аса иру кумо-но
В полях Акицуну,	Усэюкэба
Как тосковать я стала и нынче и вчера	Кино мо кё мо
О том, кого не стало…	наки хито омою

(VII — 1406)

В некоторых плачах те же и сходные образы упоминаются в связи с Хацусэ, известным местом погребения.

В стране Хацусэ,	Коморику-но
Скрытой среди гор,	Хацусэ-но яма-ни