Заметки о японской литературе и театре - [2]
Значительное число песен первой категории относится к плачам. Это в основном авторская поэзия, среди произведений которой многие принадлежат известным поэтам VIII в.
То, что именно учение о бренности земного бытия получило широкий отклик в Японии, объясняется, на наш взгляд, в значительной мере условиями жизни населения островов. Природные бедствия — землетрясения, грандиозные штормы на море, ураганы — и беспомощность народа в борьбе со стихиями породили мысли о ненадежности существования. Буддийское учение нашло здесь подготовленную почву. Поэтому, анализируя материал памятника, следует различать песни, порожденные условиями жизни народа, независимо от проникновения буддизма, и песни, отражающие восприятие мира, которое сложилось под влиянием буддийских учений. Оно вызывает раздумья, но еще не становится глубоким осознанием бытия.
В "Манъёсю" подобные настроения выражены по-разному — и в плане художественном и композиционном: подчас мотив бренности выступает главной темой всего поэтического произведения, иногда только зачином или концовкой, иногда же воплощается в каком-либо образе.
В качестве особой темы данный мотив встречается, в частности, в творчестве Яманоэ Окура и Отомо Якамоти (VIII в.). Один из образованнейших людей своей эпохи, Окура был воспитан на китайской литературе и поэзии. Он жил одно время в Китае в составе японского посольства. Естественно, новые веяния в области идеологии не могли не коснуться его, как и других японских поэтов, принадлежавших к придворной "интеллигенции".
Его произведение так и называется "Поэма сожаления о быстротечности жизни" (V — 804) [11]. Начинается она с общего вступления:
| Как непрочен этот мир, | Ё-но нака-но |
| В нем надежды людям нет! | субэнаки моно-ва |
| Так же, как плывут | тосицуки-ва |
| Годы, месяцы и дни | нагаруру готоси |
| Друг за другом вслед, | торицудзуки |
| Все меняется кругом, | оикуру моно-ва |
| Принимая разный вид… | момокуса-ни |
Далее, говоря о поре расцвета в жизни человека, поэт сокрушается по поводу бренности его существования:
| Но тот расцвет | Токи-но сакари-о |
| Удержать нельзя — | тодомиканэ |
| Все пройдет: | сугусиярицурэ |
| На прядь волос, | мина-на вата |
| Черных раковин черней, | кагуроки ками-ни |
| Скоро иней упадет. | ицунома-ка симо-но фурикэму |
| И на свежесть | курэнаи-но |
| Алых щек | омотэ-но уэ-ни |
| Быстро ляжет | идзуку но ка |
| Сеть морщин… | сива-га китариси |
Той же теме посвящено лирическое произведение одного из лучших поэтов "Манъёсю" Отомо Якамоти "Песня, выражающая печаль о непрочности этого мира" (XIX — 4160), которую он создал не без влияния Окура.
| С той поры, как в мире есть | Амэ цути-но |
| Небо и земля, | токи хадзимэ ё |
| Говорят, передают | ёнонака-ва |
| С давних пор из века в век, | цунэнаки моно то |
| Что невечен этот мир, | катарицуги |
| Бренный и пустой. | нагараэкитарэ |
| И когда подымешь взор | аманохара |
| И оглянешь даль небес, | фурисакэ мирэба |
| Видишь, как меняет лик | тэру цуки мо |
| Даже светлая луна. | митикакэ сикэри |
| И деревья среди гор | асихики-но |
| Распростертых неверны: | яма-но конурэ мо |
| В день весны | хару сарэба |
| Цветут на них ароматные цветы, | хана сакиниои |
| А лишь осень настает, | аки дзукэба |
| Ляжет белая роса… | цуюсимо оитэ |
| И летит уже с ветвей | Кадзэ мадзири |
| В грозном вихре | момидзи |
| Алый лист… | тирикэри |
| Так и люди на земле — | уцэсэми мо |
| Краток их печальный век: | каку номи нараси |
| Ярко-алый, свежий цвет | курэнаи-но |
| Потеряет быстро блеск. | иро мо уцурои |
| Ягод тутовых черней | нубатама-но |
| Черный волос сменит цвет. | курогами кавари |
| И улыбка поутру | аса-но эми |
| Вечером уже не та… | юбэ кавараи |
| Как летящий ветерок, | фуку кадзэ-но |
| Что незрим для глаз людских, | миэну-га готоку |
| Как текущая вода, | юку мидзу-но |
| Что нельзя остановить, | томарану готоку |
| Все невечно на земле… | цунэ мо наку |
| Все меняется вокруг… | уцуроу |
Эти настроения Якамоти выражает в ряде песен антологии (например, III — 466).
| Но в непрочном мире здесь | Уцэсэми-но |
| Жалок бренный человек, | карэру ми нарэба |
| Словно иней иль роса, | цую симо-но |
| Быстро исчезает он… | канэру га готоку |
В одной из четырех книг своего лирического дневника (XIX), в песне 4214, он снова возвращается к мысли о быстротечности человеческой жизни:
| Этот бренный жалкий мир | Ёнонака-но |
| Полон скорби и тоски. | укэку цуракэку |
| Ах, цветы, что в нем цветут, | саку хана мо |
| Быстро свой меняют цвет, | токи-ни уцуроу |
| Люди смертные земли — | уцэсэми мо |
| Жалок их недолгий век | цунэ наку арикэри |
В несколько измененном варианте подобные мотивы звучат в песнях кн. XVII — 3963, 3969 и др.
Высказывания о непрочности земного существования встречаются также в произведениях неизвестных авторов, в частности в песне 2756 кн. XI:
| Ведь ты лишь человек | Цукигуса-но |
| С непрочною судьбою, | карэру иноти-ни |
| Как лунная трава цукигуса. | ару-хито-о |
| О, что ты можешь знать, мне говоря: | ика ни сиритэ ка |
| Мы после встретимся с тобою | ноти мо аваму то ю |
Или в других песнях:
| Ах, каждый год | Тоси-но ха-ни |
| Вновь расцветает слива, | умэ-ва сакэдомо |
| Но для тебя, | уцэсэми-но |
| Для смертных в этом мире | ё-но хито ками си |
| Весна не возвратится никогда… | хару накарикэри |
(X — 1857)
| Когда проходит зимняя пора | Фую сугитэ |
| И дни весенние повсюду наступают, | хару си китарэба |
| Года и месяцы | тосицуки-ва |
| Вновь круг свой начинают, | Арата нарэдомо |
| И только человек все к старости идет… | Хито-ва фуриюку |
(X — 1884)
| Среди гор Хацусэ, | Коморику-но |
| Скрытых ото всех, | Хацусэ-но яма-ни |
| Светлая луна, что в небесах сияет, |
Наталья Алексеевна Решетовская — первая жена Нобелевского лауреата А. И. Солженицына, член Союза писателей России, автор пяти мемуарных книг. Шестая книга писательницы также связана с именем человека, для которого она всю свою жизнь была и самым страстным защитником, и самым непримиримым оппонентом. Но, увы, книге с подзаголовком «Моя прижизненная реабилитация» суждено было предстать перед читателями лишь после смерти ее автора… Книга раскрывает мало кому известные до сих пор факты взаимоотношений автора с Агентством печати «Новости», с выходом в издательстве АПН (1975 г.) ее первой книги и ее шествием по многим зарубежным странам.
«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» — за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот — появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на авантюрность и даже фантастичность сюжета, роман — автобиографичен.
История всемирной литературы — многотомное издание, подготовленное Институтом мировой литературы им. А. М. Горького и рассматривающее развитие литератур народов мира с эпохи древности до начала XX века. Том V посвящен литературе XVIII в.
Опираясь на идеи структурализма и русской формальной школы, автор анализирует классическую фантастическую литературу от сказок Перро и первых европейских адаптаций «Тысячи и одной ночи» до новелл Гофмана и Эдгара По (не затрагивая т. наз. орудийное чудесное, т. е. научную фантастику) и выводит в итоге сущностную характеристику фантастики как жанра: «…она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и ирреальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания».
Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР). С выходом в свет настоящего Перечня утрачивает силу «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидении» 1977 года.
Эта книга – вторая часть двухтомника, посвященного русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить. Во второй том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Пикуль, Булгаков, Шаламов, Искандер, Айтматов, Евтушенко и другие. Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга. Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».