Заметки о войне на уничтожение - [78]

. Рядом с ними может спокойно существовать и Солдатский союз, не вмешиваясь в их дела. Он сам тоже состоит в Союзе своего бывшего полка[301]. Пять лет назад они страшились его появления как черт святой воды. Сейчас, конечно, он весьма почитаем, и они больше не отменяют мероприятия, прослышав, что он придет. Он вполне понимает, что люди, когда–то жившие вместе в казарме, хотят снова увидеться. Они спокойно могут этим заниматься и не помешают тем самым ни СА, ни кому–либо иному. Но всё нужно организовывать лишь на добровольной основе, без принуждения. В остальном он не советует министру слишком вникать в эти дела. «Вы чересчур интересуетесь деталями. Мне тоже приходится ограничивать себя. Если бы я этого не делал, у меня уже давно случился бы нервный срыв».

Было весьма интересно слушать его речь, хотя у меня было ощущение, что он тратит на это дело чересчур много времени. После своей речи Гитлер несколько потух. Чувствовалось, что он затратил много сил. К остальному, что обсуждалось, он не проявлял особого интереса. В заключение он сказал, что согласен с проектом документа, который, однако, не вполне соответствовал его прежним рассуждениям. Я этому, надо сказать, слегка удивился. Однако, когда он через несколько дней его подписал, он попросил генерал–полковника еще раз обдумать, хочет ли тот действительно использовать документ в таком виде. Он не советует. — После совещания он простился с нами очень дружелюбно и тепло.

Письмо матери, [Берлин] 17 марта 1935 г.

BArch. N 265/150. Bl. 24–26

Билеты для путешествия в Кёнигсберг уже лежали в ящике стола, завтра утром мы должны были отправиться в путь, но неожиданное решение фюрера покамест перечеркнуло все планы[302]. Еще осенью он сказал, что не сможет ввести всеобщую воинскую повинность до 1936 г. и собирается поднять занавес лишь тогда, когда новая армия выстроится на сцене в полной готовности. Но сейчас в качестве ответа на угрозы французов он решил действовать немедленно и провернул всё с такой внезапностью, что удивил даже нас. Еще днем в субботу мы, немногие посвященные в министерстве, знали лишь, что что–то затевается: главнокомандующий сухопутными войсками[303] был вдруг вызван от министра к фюреру. В четыре часа дня нас, ждавших в министерстве, распустили, намекнув, что до понедельника мы не понадобимся. Но уже через два часа вечерние газеты на улицах сообщали о введении воинской повинности.

Трудель верно сегодня сказала, что старая немецкая сага из «Песни о Нибелунгах» снова становится реальностью: «Сломанный меч героя выкован снова». — И теперь он найдет своего Зигфрида, который умеет с ним обращаться. То есть нас ждет работенка. […]

Письмо родителям, [Берлин] 22 сентября 1935 г.

BArch. N 265/150. Bl. 50–52

[…] Служанок в Берлине теперь как собак нерезаных, так как от евреев им приходится уходить[304]. Да и служанки неарийцев тоже разбегаются, так как боятся попасть в щекотливое положение. Надеюсь, что Трудель найдет подходящую и не слишком дорогую. Изданы строжайшие предписания более не предпринимать против евреев никаких одиночных акций. Очевидно, всемогущий Шахт[305] весьма энергично требовал этого. Говорят, что готовится вообще альтернативная оценка вопроса о неарийцах. При разделении людей на государственных подданных и граждан рейха, лишь последние из которых должны иметь все права, возникают — если не признавать неарийцев — непреодолимые трудности. Для многих и вовсе невозможно точно установить, кем были их предки. Рассказывают, что будущий лозунг будет не «За уничтожение каждой капли еврейской крови», а наоборот «За заботу о каждой капле арийской крови». Правда ли это, не знаю.

Письмо родителям, [Берлин] 19 января 1937 г.

BArch. N 265/151. Bl. 6f. Ms.

[…] Циквольфа[306] направили в Берлин на курсы политического обучения, и я тоже прослушал там доклад главы СС Гиммлера[307]. Для своего СС он хочет отбирать людей и строить его наподобие ордена. Каждый должен доказать, кем были его предки до 1750 г. Эсэсовцы должны жениться в молодом возрасте, но лишь на женщинах, чьи расовые качества предварительно проверены. Ему кажется доказанным, что высокие люди в целом более расово годны, чем низкие. Он также довольно интересно докладывал о находящихся в его подчинении концентрационных лагерях. Могу себя представить, что туда немалой частью сгоняют самый мерзкий народец. […]

Письмо родителям, [Берлин] 5 февраля 1937 г.

BArch. N 265/151. Bl. 10f. Ms.

Вчера был большой день: мы были в гостях у фюрера. Мы выехали вовремя, и добрались до места в четверть девятого, хотя приглашены были на половину девятого. Очередь из автомобилей, отдающие честь постовые, дворецкие в треуголках и туфлях с пряжками приняли нас в старом и вновь отремонтированном здании, из которого управлял страной рейхсканцлер Бисмарк.

Было примерно 150 человек: Бломберг, Геринг, Фрич, Редер[308], статс–секретари Ламмерс[309] и Мейснер[310], несколько господ из рейхсканцелярии, а в остальном лишь генералы сухопутных войск, флота, авиации. Хартмут заметил, что в том, чтобы быть приглашенным в такой большой компании, нет ничего особенного. Но с нашей точки зрения, лучше быть среди 150 приглашенных, чем среди 65 миллионов неприглашенных.