Заметки о войне на уничтожение - [48]
Я еду дальше к 82–му полку, чей командный пункт находится в Мерлеево. Невдалеке от деревни последняя из трех машин, что были в моем распоряжении, испускает дух. Я иду в полк пешком, еще раз подбадриваю стреляющую на краю деревни батарею и ищу полковника Хоссбаха. От него я узнаю, что два его передних батальона взяли Никулинские выселки. Но за ними в лесах у высоты 291 еще кишит враг. Противника удалось захватить врасплох. Но в тылу наших прорвавшихся войск многие окопы снова заняты русскими. XII батальон только что взял Есипово. Я говорю полковнику Хоссбаху, что дело с лесом ему придется разрешать собственными усилиями, на это кроме передних батальонов у него есть еще и резервный. Теперь он должен пройти до восточной опушки леса к востоку от Никулинских выселок и пока удерживаться там. Он и сам имел те же намерения, так как оба его фланга весьма сильно оголены в глубину. В Пронино засел противник, а 17–й полк еще не прошел через Конино.
Моя машина всё еще не починена. Час, пока идет ремонт, я использую для прогулки от Мерлеево на восток, к северной опушке леса — к северу от Глебово. Я беседую с артиллеристами батареи, что стоят на восточном выходе из леса. Очень сильный мороз. Пар изо рта мгновенно замерзает на зимнем подшлемнике. Такой воздух даже вдыхать неприятно. По пути к лесу я встречаю несколько человек, которые заверяют, что врач направил их в тыл из–за обморожений. 45 минут спустя я прибываю в резервный батальон, стоящий в маленькой лощине у северной кромки леса. Группками у маленьких костров стоят люди, жалкие, обмороженные. Чтобы согреться, они стучат каблуками, но те промерзли насквозь. Иду от костра к костру, разговариваю с ними, осознаю тяжесть их ситуации, говорю им, что надо как следует браниться, чтобы выпустить пар, что в России тошно и что ничего хуже такой погоды быть не может. Но они и сами знают, как близко шоссе[182], а от прорвавшихся танков нас отделяет лишь несколько километров, что после соединения с ними Тула будет окружена и что я вполне уверенно могу высказывать предположение: это последнее большое наступление этой зимы. С восьми вечера вчерашнего дня парни ничего не ели, кроме хлеба, кофе в их флягах превратился в лед.
Хотя они соглашаются с тем, что тут ужасно и что никто не рассчитывает на дальнейшее наступление вглубь России, в целом их настроение всё еще не худшее, и я стараюсь еще подбодрить этих промерзших, плохо одетых, оголодавших, немытых и изгвазданных людей. Про себя я думаю, что если бы этих людей увидел русский, его мнение о наших войсках упало бы. Настолько убог их облик. — Потом я поднимаюсь на холм к востоку от леса. Я вижу голый заснеженный склон, впереди слева и сверху под лучами солнца глубоко засыпанное снегом Никулино, дальше перед лесом Никулинские выселки, а справа из долины дым горящего Конино. Впереди справа в направлении высоты 250 быстро продвигается пехота. Артиллерия противника молчит. Да и выстрелов пехоты ниоткуда не слышно. Лишь из Пронино в нашу сторону доносятся редкие пулеметные очереди.
Наши штурмовые орудия едут через высоту 251. Также пехотные орудия, привязанные к саням, едут мимо нас к сараям. После того как мы, постепенно поднимаясь на холм, на некоторое время получили представление об общей ситуации, я — в согласии с сопровождающими — так суммирую увиденное: обычный первый кризис преодолен. 82–й полк движется вперед, как мы и желаем. Очевидно, пехота, пройдя Никулинские выселки, углубилась в лес. Итак, здесь всё в порядке. Моя помощь не нужна. Теперь дальше в 17–й полк. Сопровождающие меня довольны, что прогулка окончена. У меня самого, несмотря на зимний подшлемник, слегка подмерзли уши. У полковника Кульмана неожиданно сильно побелел нос. Он сам не замечает, что рискует его отморозить, и я говорю ему об этом. Мы возвращаемся назад через северную окраину Глебово, и поскольку машина так и не подошла, едем, к радости всей группы, на санях назад в Мерлеево. Возница, всё время обращающийся ко мне «господин полковник», в итоге весьма удивлен, какая крупная шишка сидела с ним спина к спине на охапке соломы. Подполковник фон Вутенау[183] сказал ему: «Парень, это не полковник, а генерал, командующий корпусом». Бравый подвозчик снарядов был огорошен.
В Мерлеево полковник Хоссбах подтверждает впечатление, которое уже создалось у меня на основе поступивших донесений. Они подошли так поздно, потому что изначально вся высота, на которой мы находились, была утыкана рассеянными русскими. Один офицер–порученец полка только что вернулся, конь под ним был убит, он сам легко ранен, и вот он стоит перед нами, забрызганный кровью. Уже двенадцать. Я ем мой хлеб в теплой комнатке Хоссбаха и рассказываю ему, что Рундштедт[184] из–за Ростова сдал командование группой армий «Юг», теперь ее возглавляет Рейхенау. Он говорит: «Поверьте мне, тут и на посту полкового командира быстро состаришься, так как давят заботы: ну куда мы? Вопреки зиме, всё время вперед, всё время в наступление, полк тает в руках. Уже пять месяцев беспрерывных тяжелейших боев. Такого никакой механизм не выдержит». И что тогда?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.