Заметки о войне на уничтожение - [45]

Я рекомендую командиру 131–й дивизии выдвинуть на передовую разведбатальон. Он всячески изворачивается, желая его по возможности сберечь. Но под давлением обстоятельств он всё же решается направить его в распоряжение полка Петерса, которому он наиболее необходим. 210 разведчиков — с отрывом самый крупный по численности батальон на участке всей дивизии.

После посещения полка Брюнинга[175] в Алексине и на постройке моста через Оку из огромных плотов, — Ока здесь 120 метров в ширину и, несмотря на мороз, еще имеет открытый участок в 50 метров ширины, — я заезжаю в Бухторму, где находится на отдыхе рота из полка Дрешера. Как выглядят люди: опустившиеся, неопрятные, немытые, небритые, непричесанные. Исподние рубашки уже не белые, а коричневые от грязи. Никто не может стоять спокойно, все постоянно чешутся и скребутся. Командира роты лейтенанта Хакмайстера на следующий день нашли без сознания. Оказалось, что он был трижды ранен, но не хотел покидать свою роту, пока ранения его совсем не одолели. После наступления темноты я вернулся назад. Общее положение, несомненно, стало менее напряженным. Батальон из резерва корпуса прибыл в полк Петерса в Даниловку, страхи там преодолены. Вечером очень холодно.

На следующий день ожидается визит генерал–полковника Гудериана. Танковая атака под Тулой развивается удачно. Группе Эбербаха[176] – 30 танков — удалось далеко прорваться с запада на восток, взять станцию Ребякино [Ревякино. — Й. X.] и уничтожить ее. Это пробуждает надежды, что Тула всё–таки будет взята. […]

В середине дня [3 декабря] прибыл генерал–полковник Гудериан в сопровождении двух бронемашин. Было туманно, шел снег. После краткой трапезы я описал ему состояние войск: 131–я дивизия совершенно вымотана, наступать не может, но и в обороне уязвима против сильной атаки. 31–я дивизия еще способна ограниченно наступать. Я говорю ему с глазу на глаз, что опыт последних дней — два прорыва врага, которые он не смог использовать, — ведет к сильному недоверию войск в отношении командования. Солдаты не понимают, зачем их, несмотря на большие потери, гонят вперед на несколько километров, что не приносит никакого успеха, так как они вынуждены останавливаться. Ведь остальные части не поддерживают их, более того, как XXIV танковый корпус 10 ноября, в тот же самый момент отступают. А наши наступающие подразделения должны на холоде и морозе лежать под вражеским огнем в чистом поле и нести большие потери при защите позиций. Я подчеркиваю, что это вовсе не необходимое и бессмысленное перенапряжение солдат — та самая проблема, которая нас особенно гнетет и которая воспринимается простым солдатом особенно отрицательно и критически.

Прежде всего я указываю на то, что наша численность более не позволяет проводить подобные операции, если они не сулят полного успеха. Мы изнуряем сами себя. В качестве доказательства я привожу численность рот 131–й дивизии до и после наступления 27 ноября:

	22 ноября	2 декабря
431-й полк	9 унтер–офицеров/58 солдат	7 унтер–офицеров/47 солдат
432-й полк	11 унтер–офицеров/67 солдат	5 унтер–офицеров/35 солдат
434-й полк	10 унтер–офицеров/65 солдат	6 унтер–офицеров/38 солдат

Нетрудно увидеть, что конец недалек.

Далее я рассказываю о растущем количестве заболевших, причиной чему недостаточное, совершенно безжировое питание и абсолютно непригодное зимнее обмундирование. Я обрисовываю ему наше убогое снабжение и ситуацию с транспортом. Сидим между двух армий, транспортные средства отсутствуют, потому что все, за исключением единиц, поломались, — чтобы подвезти снабжение, приходится предпринимать длительные путешествия. Зачастую наши войска по полнедели вообще не получают провианта. Они уже привыкли и выпутываются сами. Но в местности, где мы стоим последние шесть недель, всё уже съедено дочиста, так что они ничего не находят. Я ему сказал, что так продолжаться не может, что нам срочно нужны хотя бы жиры и приемлемое зимнее обмундирование, а в итоге — как можно скорее — нужно регулярное снабжение. Потому что на данный момент мы пару дней получаем урезанный паек, а в последующие несколько дней вообще ничего.

Прежде всего я требую увеличить наш транспортный парк, описывая ему просто невероятное положение с транспортом. 131–й дивизии недостает 700 машин! Всё, что у них осталось, кошка унесет на кончике хвоста, от списочного тоннажа в 191 тонну осталось что–то около 20 тонн. Даже если необходимые нам вещи доставляют в Калугу, до войск они в этой ситуации не доходят. Я подвожу итог моих рассуждений:

а) задействование только при возможности совместной операции с другими соединениями танковой армии, когда имеются большие шансы на успех;

б) фундаментальное изменение ситуации со снабжением, особенно с жирами;

в) наконец–то обеспечение зимним обмундированием, которое соответствует условиям в этой стране.

Генерал–полковник отвечает мне, что ситуация повсюду сходна с той, что я описываю. И всё же наша ситуация со снабжением была наихудшей, поскольку ни один корпус не сражался при таком положении со снабжением, как мы. И с зимней формой у других дела получше, поскольку те вещи, что предназначались нам, использовала 2–я армия, после того как мы перешли от нее во 2–ю танковую. Но с численностью везде такая же катастрофа, как и у нас, и боевой дух дивизий повсюду упал до предела. Потому Гудериан полетел к командованию группы армий и запросил там распоряжений, но его срочные просьбы понимания не встретили. И на высшем уровне ему не удалось получить приказ о приостановке операций. Главнокомандующий сухопутными войсками назвал ему цель, которую в перспективе невозможно удержать (кажется, среди прочего он упомянул Михайлов—Скопин). Наконец от фельдмаршала фон Бока он получил дословный приказ: «Завершить битву за Тулу». Соответственно, он отдал приказ о последней атаке, которая и была начата 1 декабря XXIV танковым корпусом. В последний момент он попытался перенести эту атаку, чтобы дождаться вновь приданной ему 296–й пехотной дивизии. Но XXIV танковый корпус ответил, что это невозможно: его подразделения размещены столь стесненно, что нельзя их оставить там дольше, чем на 24 часа. Погода этому препятствует. Так была начата атака, и, к нашей радости, к северу от Тулы удалось прорваться.