Заметки о войне на уничтожение - [44]
3 декабря [правильно: 2 декабря. — Й. X.] я немедленно отправился в 131–ю дивизию, настроение в которой было критическим. Уже предыдущим вечером генерал Майер—Буердорф[172] очень взволнованно и, пребывая в нервном возбуждении, говорил о том, что его дивизию «гонят на убой» и что его люди находятся на пределе своих возможностей. Он заявил, что больше не может гарантировать удержание позиций, и затребовал резервы из 31–й дивизии, в чем мне пришлось ему отказать, так как у него самого в тылу еще имелось три батальона и разведбатальон. Но где находились эти подразделения? За 8–10 километров от линии фронта, так как, начиная с восточной опушки леса и далеко в тыл, нельзя было найти места для лагеря.
Наша позиция перед лесом была бы прекрасна летом, но зимой это кошмар, потому что войска негде разместить. В деревнях у линии фронта стоят занимающие передовые позиции пехота и артиллерия с самыми необходимыми грузовиками и орудийными передками. Тут всё настолько битком, что 30 человек рады, если могут втиснуться в одну комнату. Лечь они уже не могут, так что часами стоят, но зато хотя бы в тепле. Помыться, почиститься — это всё невозможно. Всё кишит вшами, мы постоянно чешемся и скребемся. У многих гнойные раны из–за постоянного расчесывания. У других проблемы с мочевым пузырем и кишечником из–за постоянного лежания на холодном полу, и они не могут нормально отдохнуть, поскольку ночью нужда раз за разом заставляет их просыпаться. Невозможно расквартировать резервы так, чтобы они могли быть сразу задействованы. С этим смиряешься и в мыслях надеешься, что если русский и прорвется, то не пройдет глубоко.
В здешней войне на все правила тактики можно начхать. Бой идет по такой ширине, которая раньше показалась бы немыслимой; позиции, тянущиеся на километры, приходится удерживать силами рот, в которых по 40 человек, и все эти ребята из–за нынешних условий настолько издерганы и вымотаны, что всё висит на волоске. Повсюду я слышу три жалобы: почему 2–я танковая армия приказала нам атаковать, не удостоверившись, что она сможет помочь нам, а теперь мы понапрасну проливаем кровь (635 человек потерь в 131–й дивизии начиная с 27 ноября, включая заболевших), что недопустимо при наших ограниченных силах? Почему наши парни получают мармелад вместо масла, когда именно жиры столь необходимы? Почему нас, не обеспечив теплой одеждой, заставляют вести зимой бои, требующие от солдат нечеловеческих усилий? Кто–нибудь вообще знает о том, что здесь происходит? Один солдат сказал мне: «В Германии у людей заводятся вши, в Советской России у вшей заводятся люди». А другой на вопрос, что поделывают его вши, ответил: «Двадцать раз в день меняют позиции, господин генерал!»
В 432–м полку в Даниловке, куда я еду вместе с генералом Майер-Б[уердорфом], я встречаю командира полка полковника Петерса[173], прежде всегда бодрого, в сильнейшем возбуждении. Ночью он с трудом отбил русскую атаку. Только что утром его северный батальон под Гарьяново [Курьяново. — О. Б., И. П.] с большим трудом остановил противника. Он дрожит почти всем телом, когда говорит мне, что всё кончено. Еще одна такая атака, и позиции полка будут прорваны. Его люди выбились из сил. Я вижу, что тут нож приставлен к горлу. Я приказываю подвести из резерва корпуса в Даниловку батальон для задействования здесь или под Ладерево. Не успел я сказать об этом, меня чуть не расцеловали. Все лица лучились счастьем. Внутреннее напряжение, которое могло привести к взрыву, было снято. Они радовались как детишки на Рождество.
Еду дальше в полк Дрешера[174]. Реактивные минометы русских били залпами, и наша, и вражеская артиллерия грохотала, атака шла за атакой, командир полка встретил меня почти что со слезами на глазах. Вчера рота покинула свою позицию, он их всех выстроил и спросил, как же вы могли так меня подвести, — а солдаты начали плакать. Мы больше не можем, господин полковник! Он видит, что ядро его полка тает, и говорит, что если ядро исчезнет, то восполнить потери уже не удастся. В отдельных ротах по 19–20 человек — как тут удерживать позиции? А русский бросает в бой новых и новых людей. И тут тоже мольба, просьба, да просто крик о нормальном пайке, прежде всего с жирами, о другом обмундировании, соответствующем здешней погоде, но более всего — о пополнении, чтобы заполнить возникшие бреши. «Наши парни тут в таком состоянии, — сказал полковник Дрешер, — что я не могу исключать того, что кто–нибудь наведет свое оружие на своего же офицера, поскольку, отчаявшись из–за сложившейся ситуации, совсем потеряет голову». Три случая самострела за последние дни у солдат с безупречными доселе характеристиками.
