Заметки о войне на уничтожение - [40]
Письмо жене, [Грязново] 15 ноября 1941 г.
BArch. N 265/155. BL 131
Было несколько тяжелых дней, всё пока еще не закончилось. Наша новая армия под руководством Гудериана (прежде Эйтель Фрицель[163]) заставила нас — несмотря на наши возражения — участвовать в операции, которая поначалу развивалась довольно неплохо. Но в итоге заглохла из–за недостатка сил и отсутствия поддержки от наших соседей — именно так, как мы и предвидели, — и постепенно обернулась неудачей, которая стоит нам тяжелых потерь. За 4 дня мы потеряли 1000 человек, 790 убиты или ранены, 180 с обморожениями[164]. У нас тут несколько дней было –20°, ледяной ветер, колючий как иголки. Теперь «потеплело», всего –8–10°, но всегда ветрено. Сражаться в таких условиях, часами лежать на земле под огнем неприятеля без возможности окопаться — это почти за пределом человеческих возможностей. Но у нас здесь вот так.
Мои теплые вещи всё еще не прибыли. Мне сказали, что они застряли на дороге перед Калугой. Могу только надеяться, что они прибудут в обозримом будущем. Пока что обхожусь тем, что надеваю шерстяные вещи и подштанники друг на друга. У меня нет «ни одной пары» шерстяных кальсон. Не знаю, куда они делись. На Троицу я их привез в Берлин. Я обзавелся парой русских валенок. Они хорошо поддерживают в тепле ноги до колен. Но они плохо сидят и в них неудобно ходить. […]
Ты не могла бы мне выслать из Фрайбурга специальные гвоздики, которые можно воткнуть в подошву, чтобы не скользить на льду? На одной паре сапог у меня такие есть, а на другой нет. […]
Отчет семье, [Грязново] 19 ноября 1941 г.
BArch. N 265/155. BL 132–135f. Ms.
10°, 15°, 19° мороза. Это температура, в которой нам приходится работать и сражаться начиная с 8 ноября. Столбик ходит между двумя цифрами. Изменения в температуре слабо чувствуются, в отличие от ветра. Иногда полностью безветренно, иногда задувает ледяной северный или северо–восточный ветер, и тогда невозможно находиться снаружи. Колет как иголками и продувает через зимний подшлемник и перчатки. Глаза слезятся так, что почти ничего не видно. И именно в этих условиях, в –20° и при таком ветре, наши парни часами в течение 2 долгих дней лежали на совершенно промерзшей земле, под минометным и пулеметным обстрелом противника, выделяясь на белом покрывале снега, прямо как те куропатки во Франции в прошлом году. Только у половины из них были зимние подшлемники и перчатки, и все они носят лишь наши германские шинели и старые тонкие брюки[165]. Напротив лежал русский в ватной униформе, в куртках и штанах, что выглядят как стеганое одеяло, в круглых теплых меховых шапках–ушанках. Просто неслыханные боевые условия. И еще вдобавок мы теперь сполна пожинаем плоды перебоев снабжения в начале месяца. Уже 8–10 дней на передовой нет ни чая, ни кофе, ни сигарет с сигарами, не говоря уже об алкоголе, зачастую нет и хлеба. Боеприпасов было так мало, что кое–где нам нечем было стрелять. Это почти чудо, что у нас лишь 180 обмороженных, которых пришлось доставить в госпиталь.
Русский с умом потратил то время, что мы вынуждены были простаивать или могли двигаться лишь со скоростью улитки. Он сосредоточил все войска, которые сумел собрать, вокруг Москвы. Если в конце октября перед нами почти не было противника — а если он и появлялся, то отступал, — то 10 ноября мы столкнулись с еще не укрепленной, но хорошо защищенной позицией. Против нашего мнения и желания нам было приказано наступать на врага, хотя ни слева, ни справа у нас не было соседей, а те, что были вдалеке, не были готовы поддерживать нас. Поскольку атака через заснеженную территорию крайне трудна и чревата потерями, мы вышли на позиции ночью. Русский сидел в деревнях, холмы между ними он из–за сильного мороза не занимал. Так мы в один заход прошли, иногда не встречая никакого сопротивления, примерно 15 километров. Однако в деревнях враг, которого застали врасплох, оборонялся на удивление энергично. Были очень тяжелые рукопашные схватки. В некоторых местах всё было кончено только после полудня. Так мы прорвались в центре, перед нами противника больше уже не было, и мы могли бы наступать далее без единого выстрела. Но русский атаковал наши фланги. И поскольку прикрыть нас никто не мог, вообще поблизости не было никого, кто мог бы присоединиться к нашей операции, то мы не смогли развить свой успех. За пять дней мы тяжелыми усилиями смогли отбить контратаку на нашей широкой и похожей на плацдарм позиции. Мы захватили 2000 пленных, 24 орудия, 6 танков и бесконечно много иного снаряжения. Но достигнутый нами большой успех ничего не дал в оперативном отношении. Мы сами потеряли 800 человек. Учитывая нынешнюю штатную численность, потери непозволительные.
Как и на нашем направлении, так и в других местах русский обороняет жизненно важный участок вокруг Москвы, контратакуя, то есть то здесь, то там он наступает с использованием сильных частей и танков. С другой стороны, в нескольких местах нам удалось прорваться. Один из прорывов, что радует, угрожает водоснабжению Москвы. И всё же в целом пока мы еще слишком далеко от города, чтобы можно было рассчитывать на скорое его падение. Как минимум при наступлении на город еще будут тяжелые сражения, поскольку противник постоянно пополняет свои силы
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.