Заметки о войне на уничтожение - [4]

В 1957 г. Воениздат в СССР перевел и опубликовал труд генерал–полковника Гейнца Гудериана[31]. В том же году публикации удостоился Манштейн, хотя книгу быстро изъяли из обращения и отправили в спецхран[32]. В 1958 г. Воениздат издал книгу «Роковые решения» — сборник, написанный авторским коллективом из бывших высших чинов вермахта в рамках исторического проекта[33]. Выходили и некоторые мемуары офицеров чином пониже — например, полковника Рудольфа Петерсхагена или воевавших в Сталинграде майора Гельмута Вельца и офицера разведотдела Иоахима Видера[34]. В условиях хрущевской оттепели подобные издания оказались ограниченно возможны и относительно допустимы; разумеется, бдительные редакторы сопровождали их предисловиями и примечаниями в соответствии с советской идеологической линией.

Несмотря на то что за оттепелью последовал застой, а особое внимание официоза оказалось приковано к боям на плацдарме «Малая земля» и личной роли Л. И. Брежнева в победе над Германией, выпуск серо–зеленых мемуаров не прекратился, а даже расширился. В 1962— 1964 гг. в ФРГ был издан трехтомник военных дневников Гальдера, который и по сей день пользуется заслуженной славой важнейшего первоисточника. Любопытно, что сам Гальдер в переписке умалял его значение, постоянно именуя его «мой так называемый дневник». По мнению генерал–полковника, это были лишь «ежедневные заметки» (Tagesnotizen)[35] — черновики, нуждающиеся в осмыслении и переработке. Воениздат оперативно перевел и издал эти дневники. Разумеется, не обошлось без лакун: партийные цензоры выбросили всё то, что противоречило основному представлению о главной войне в истории СССР[36]. Тираж же только второго тома составил 65 000 экземпляров.

Подобными циклопическими тиражами выходили мемуары и тех идеологически приемлемых бывших чинов вермахта, что в плену встали на путь антинацистской борьбы и позже участвовали в создании ННА ГДР, и тех, кто иным образом переосмыслил свой жизненный путь. Так, были изданы мемуары генерал–полковника Йоханнеса (Ганса) Фрисснера, антифашиста Отто Рюле, бывшего штабс–офицера бундесвера Бруно Винцера, адъютанта Паулюса Вильгельма Адама, полковника Луитпольда Штейдле, генерал–лейтенанта Винценца Мюллера[37].

Не исключено, что это локальное мемуарное изобилие было косвенно связано и с новой восточной политикой, которую проводила ФРГ после прихода к власти социал–демократов во главе с Вилли Брандтом. Руководители стран пытались найти точки соприкосновения в том числе и в плоскости исторической памяти. Впоследствии Брандт вспоминал, что в сентябре 1971 г. Брежнев прямо сказал ему: «Я тебя понимаю, когда вопрос касается [разделения] Германии. Но за это несет ответственность Гитлер, а не мы»[38]. В мае 1973 г. Брежнев посещал Бонн: на званом ужине генсек упомянул о жертвах, которые принесла война, а Брандт зачитал письмо одного убитого солдата вермахта, сожалевшего о войне и призывавшего к миру. Очевидно, какой–то общий баланс и базис был найден: Брежнев расчувствовался, звучали эмоциональные тосты, в глазах русских гостей стояли слезы[39].

С распадом Советского Союза ситуация круто изменилась. Наступил звездный час давно почивших генералов — они вновь повели свои броневые армады на восток: только вместо линии «Архангельск—Астрахань» бумажные танковые клинья теперь наступали на полки книжных магазинов молодой Российской Федерации. Жаждущая ниспровержения советских мифов и не слишком требовательная изголодавшаяся русскоязычная аудитория оказалась благодарным потребителем. Книги быстро раскупались. Всплеск интереса был объясним: при советской власти подобная «неподцензурная» литература (даже несмотря на тиражи) широкой общественности была малодоступна или недоступна вообще. Мемуары немцев, пусть и написанные 30–40 лет назад, открывали что–то совершенно новое, иное по сравнению с заезженными, отлакированными и несколько раз переписанными «воспоминаниями и размышлениями» высших командиров РККА.

Побочным эффектом такого потока специфической литературы стало то, что часть русскоязычных читателей незаметно для себя впитала тот авторский взгляд, который и породил миф о «чистом вермахте». Германские генералы открылись неискушенному, алчущему знаний потребителю как профессионалы высочайшей пробы, стоявшие во всем сиянии золотого витого шнура своих погон, быть может, лишь в полушаге от победы. Суровые и бескомпромиссные, но в то же время честные и благородные служаки не смогли ее достичь только из–за внезапно нагрянувших чудовищных холодов и из–за недоучки–ефрейтора, заходившегося в истерике и не слушавшего своих всезнающих и премудрых генералов, из–за этого дилетанта, который, к несчастью для них, был главой их государства. Они не совершали никаких преступлений! В легендарной сцене в «17 мгновениях весны» терзаемый перспективами войны генерал, ехавший со Штирлицем в поезде, сформулировал этот взгляд наиболее точно: «Жгли СС — мы воевали».

Хотя уже к началу 2000–х гг. на русский язык было переведено достаточное количество книг, основной темой которых были именно преступления германской армии, «миф о чистом вермахте» оказался достаточно живуч, и его отголоски по сей день находят отклик не только у рядовых читателей военно–исторической литературы, но и у вполне реномированных историков.