Заметки о России - [30]

ведь — ах! я чувствую и признаю в печали,

что здесь не та страна, где асы обитали[386].

Тем не менее кое-какие наблюдения меня позабавили, например, что женский головной убор в Тамбовской губернии и вообще на юге России очень похож на исландский (faldr[387]); это подтверждает, что ваны были русскими (малороссами), так как Фрейр и Фрейя[388] были ваны, а то, что Фрейя, по-видимому, привнесла это одеяние на север, явствует из «Песни о Трюме» (hagliga á höfuð typpom[389])! Свое утверждение, что ваны были славянами, я, кроме того, основываю еще на двух или трех обстоятельствах, а именно что русских все еще все финны называют Venä-läiset, что Снорри помещает их между рукавами Дона и что Хеймдалль, который был ваном (vissi hann vel fram sem Vanir aðrir[390]), также звался белым асом (þá kvað þat Heimdallr, hvítastr ása) и достаточно явно соответствует славянскому божеству Бел-богу[391] (т. е. белому богу). Но не буду здесь занимать Вас учеными разысканиями, тем более что, как мне кажется, я уже раньше высказывал эту идею в письме Вам или Нюэрупу, а кроме того в печати в шведской рецензии на Лильегренову «Сагу о Хрольве Пешеходе», помещенной под моим именем в упсальской «Литературной газете»[392]. Ее Вы наверняка уже видели, так как я попросил, чтобы два экземпляра ее были посланы Нюэрупу, один для Хельгасона в Рейкьявик (собственно в Брейдхолт[393]). При возможности мне бы хотелось услышать, что думаете об этом Вы и Нюэруп, так же как и о моей вещице в Wiener Jahrbücher der Literatur[394].

Вам нетрудно увидеть, г-н профессор, что мне сейчас важнее чем когда-либо получать вовремя мои денежные переводы. О подобных вещах я с дороги дважды писал моему доверенному лицу, а именно прежде всего о том, что 1) я хотел получить официальное разъяснение, какой у меня еще остался кредит, включая деньги, предназначенные на покупку книг (чтобы в случае нужды пользоваться им в качестве залога или аккредитива); 2) все средства на дорожные расходы будущего года должны быть безотлагательно отправлены авансом моему доверенному лицу в Петербурге г-ну пастору Гиппингу, причем они едва ли попадут мне в руки до января; 3) вышеупомянутое разъяснение (в трех и четырех экземплярах) отправлено Валлиху в Калькутту и главному датскому администратору в Транкебар; 4) своего рода завещание, заключающееся в том, что в случае моей смерти в дороге все мои рукописи, собственноручные записи и проч., а также печатные книги, которые не окажутся дубликатами, достанутся университетской библиотеке в Копенгагене, а все остальные вещи, книги, деньги или эквиваленты — исландскому Литературному обществу, почетным членом которого я являюсь.

Все мои книги и заметки, за исключением персидских, индийских и некоторых других азиатских материалов, находящихся при мне, я поручил моему доверенному лицу г-ну Гиппингу отправить из Петербурга домой в Копенгаген в четырех ящиках. Некоторые редкости были предназначены в дар университетской библиотеке, все их я собственноручно надписал, чтобы исключить ошибки и путаницу.

За пару дней до отъезда из Петербурга я был рад получить список материалов, подаренных Валлихом, за что я сердечно благодарен. Большую часть других моих дел, в которых я принимал участие и которыми считал важным заниматься, я привел в порядок или счастливо закончил перед отъездом, так что я не без основания могу сказать: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, с миром» и проч.[395] Наша словесность завоевала в Петербурге большой почет и уважение благодаря книжице «Упражнения в понимании»[396] переводчика (школьного учителя) Йоргенсена с Фюна, которую получил Лобойко; он представил ее Учебной комиссии[397], которая работает над введением ланкастерской методы обучения. Было заявлено, что книжка намного превосходит более недавний немецкий главный учебник такого рода и что датские культура и словесность ни в чем не уступают английским и немецким. Его попросили перевести книжку на русский и выразили благодарность за усилия в поиске лучших пособий для выполнения задач Комиссии, что его несказанно вдохновило, тем более что положение его не самое значительное. Он является не профессором, но только преподавателем военного училища (института)[398], переводчиком и проч. Он присвоил себе этот титул, несомненно, для того, чтобы произвести на меня впечатление («но право, можно было так не хлопотать»[399]), однако настоящим его чином является титулярный советник (Hr. Rath[400]). Он долгое время сильно хворал и почти совсем бросил заниматься датским, но это обстоятельство вновь разожгло в нем интерес. Это послужит на пользу скандинавской словесности: даже в Москве меня просили посоветовать лучшие пособия для изучения датского и шведского языков. Там был один немец-чиновник[401], который понимал по-английски и по-нижненемецки и, будучи уверен, что датский и шведский от этих языков не отличаются, взялся за описание некоторых шведских материалов в библиотеке при Коллегии иностранных дел, но когда дело дошло до составления каталога, обнаружилось, что он не понимает почти ни одного слова и ни одного заглавия перевести не в состоянии. Эта несбывшаяся надежда пробудила внимание. Я ему в этом деле несколько дней помогал, несмотря на то что оно меня ужасно тяготило, так как там были только незначительные сатирические уличные листки, публикации риксдага