Заметки на полях - [12]

Вот и приехали. После такого интимного шёпота уже и дурак поймёт, что обратку не врубить. Придется либо рвать всё разом, либо играть в школьную парочку. В тринадцать лет… Нас же с дерьмом съедят любимые одноклассники. Катю-то, может, и нет, а меня — точно. Сказать ей, что я женат? Формально-то развестись мы с Дашей не успели…

Я откашлялся.

— Слушай, Кать… Я тут столкнулся с уроками. В дневнике вроде разобрался, но на последнем русском меня как бы не было. Скажи, чего там назадавали?

— Конечно. Сейчас!

Лет через десять такой поворот беседы разочаровал бы ее. А сейчас — ей интересно. Интересно мне помочь, интересно быть полезной. Ребенок ведь совсем, ну куда я лезу? Да она мне в дочери годится, на полном серьёзе! Лучше бы Гоше позвонил, мудаку этому недоверчивому.

Кати не было с минуту. Я ждал. Постукивал по телефонному диску ручкой. Офигенная вещь — телефон с диском. Помню, когда мобильные пошли в широкое распространение, я вдохновился идеей сделать мобильник с диском. Жаль, склад ума у меня не технический, а то эпичный девайс бы получился.

— Алло, ты здесь?

— Не, я дома, там только мой голос.

Хихикнула. Злодейка коварная! Я ведь тоже не железный, право слово. Сознание у меня, может, и взрослое, а мозг и организм — сопляческие. И этот самый мозг сейчас упорно Катю представляет. Как она улыбается, листая страницы дневника. Надо же, как можно перевернуть всё в голове у девчонки, просто сделав неудачную попытку самовыпилиться.

— Параграфы семь-восемь, упражнение шестьдесят два, — сказала Катя.

— Параграфы фигня, — машинально сказал я, записав номер упражнения. — Всё?

— Нет, ещё понятийная тетрадь.

— Это ещё что за х**ня? — вырвалось у меня.

— Семён! — грозно крикнула мать из комнаты. — Что за слова? Ты с кем там разговариваешь?

Я заткнул пальцем ухо.

— Извини, — сказал в трубку. — Какая, ты говоришь, тетрадь?

— Понятийная, — повторила Катя. — Надо из параграфов туда правила выписать.

— Какая немыслимая подлость… Ладно, принято. Какие, говоришь, параграфы?

Выяснив всё, что мне нужно, я поблагодарил Катю за её сказочную доброту и суп, после чего снова вынес ей мозг, попросив позвать к телефону отца.

— Слушаю, — гаркнул ещё более недовольный голос.

— Только один вопрос: как меня зовут?

— Что?

— Моё имя. Или фамилия — хоть что-нибудь.

— Пацан, ты чего, забыл, как тебя зовут?

— Прекрасно помню, но мне интересно, помните ли вы?

— Тебе заняться нечем?

— Полно занятий. Так что, не скажете?

Бряк. Гудки.

— А за каким тогда хером ты спрашивал, кто звонит, мудак? — вполголоса спросил я у телефона.

Телефон промолчал.

— То-то же, — сказал я и пристукнул его трубкой.

Меня начинало всё бесить: никотин выходил из организма, да и голова побаливала — всё как я предполагал. А ещё этот грёбаный русский…

* * *

Вернувшись за стол, я заскучал. Русский язык меня всегда выводил из равновесия. Вроде бы, с точки зрения логики, всё должно было быть наоборот. Яжписатель, всё такое. Но зубрёжка правил имеет мало общего с творчеством. И вообще, с какого перепугу какие-то левые дядьки и тётки будут мне рассказывать, как я должен расставлять знаки препинания в МОЁМ тексте? Он — мой, ясно? И если я захочу поставить запятую перед началом предложения — значит, мать вашу, так оно и надо, и не вашего ума дело, почему оно так.

В этих ваших интернетах тоже до чёрта умников, которые лезут каждую запятую править. А на три буквы пошлёшь — обижаются. Они же, мол, к тебе с добром, а ты их — на буквы, да ещё и на три. А ведь и сейчас таких дебилов — пруд пруди. Интересно, как они без развитого интернета держатся? Может, у них свои какие-нибудь кружки, сообщества есть по взаимной мастурбации? Стырит один у одноклассника тетрадку, соберёт друзей в каком-нибудь заброшенном здании, сядут кружком со спущенными штанами — и наяривают. Только и слышны страстные шепотки: «Ой, деепричастный оборот не обособлен… Смотрите, смотрите, „не“ с глаголом слитно, ах-х-х-х». Крепитесь, ребятки, недолго осталось. Тырнет грядёт. А ещё там на сиськи посмотреть можно будет. Бесплатно, без регистрации и смс.

Сколько надо мной учителя ни бились — в школе, да потом в универе — я с правилами так и не подружился. Так и остался при своём глубочайшем убеждении: читать надо больше. Причём, нормальных авторов, классических. Тогда уже просто по привычке будешь писать правильно, а если вдруг сотворишь нечто такое, до чего классикам было как до луны пешком — ну так там уже свои правила устанавливай. Твой язык — твои правила. Офигенный лозунг, кстати.

Эх, а ведь матерись не матерись — уроки делать надо. Если я сейчас на учёбу забью, жизнь моя однозначно лучше не станет. Закурить бы… А ещё лучше — выпить и закурить. Но мама, боюсь, не поймёт ни того, ни другого. Ладно, возьму себя в руки. В конце-то концов, ну не может у этого тела ещё быть никотиновой ломки!

Может, кофейку замутить? Так-то мысль.

Я прошёл неслышно в кухню, ткнул электрочайник, который некогда был белым, а теперь приобрёл благородный цвет слоновой кости. Открыл шкафчик и разочарованно цокнул языком. В шкафчике стояла мягкая пачка «Монтеррей». Та самая, на которой мужчина и женщина склоняются над чашкой с такими лицами, будто готовятся занюхать по жирной дороге чистейшего кокса. Меня передёрнуло. В тридцать лет я бы поостерёгся находиться в одном помещении с таким растворимым продуктом. Жизнь-то одна! Ха, смешно. Н-да, смешно… Ладно, выбора нет. Жили мы в начале двухтысячных и вправду небогато.