Замерзший - [77]

Он, кажется, поражен моим ответом и закашливается от алкоголя.

— В этом было что-нибудь подобное ей или я попался на иллюзию?

— Сэмми, в этой Копии было так много от Эммы и это пугает меня. Это была ее личность и ее голос, и ее манеры. Я имею в виду, она обманула меня, а я рос с ней.

Мы оба делает несколько глотков из кувшина.

— Я надеюсь, что она в порядке, — говорит он. — Я не могу потерять их обеих. Боже, я не могу. — Его глаза становятся блестящими, и я понимаю, что он скорбит не только об Эмме, но и о Ксавье тоже. Они были лучшими друзьями, всегда ходили вместе по Долине Расселин как будто они были тенью друг друга. И Сэмми наблюдал, как его друг умер от рук, которые как он думал, он любит. Он возможно так же сам не свой из-за Эммы, как и я.

— Она все еще должна быть жива, — говорю ему я, потому что альтернатива немыслима. — Мы как-нибудь найдем ее. Я должен найти ее.

— Я чувствую то же самое. Но только вот… — Он делает глубокий вздох и смотрит прямо на меня. — Ты ее не достоин, Грей. Не достоин, потому что она для тебя пустое место, и к тому же так чертовски очевидно, что Нокс является единственной, кто тебя волнует.

— Я знаю, — повторяю я снова. Где-то глубоко внутри, я думаю, я знаю.

— Да ладно? — Сэмми смотрит в замешательстве. — Я был уверен, что ты будешь злиться на меня за эти слова.

— На прошлой неделе я бы так и сделал. Или даже вчера. Но сейчас я знаю, что все уже знают, то Бри пытается мне сказать уже очень давно. — Он все равно выглядит не убежденным. — Сэмми, я любил Эмму лет с шести. Это своего рода трудно признать, что можно полюбить кого-то другого намного больше, чем того, кого любил всю жизнь.

Он кивает в знак согласия, уставившись на огонь.

Мы продолжаем пить и боль от печали постепенно отпускает. Мне становится тепло, не смотря на заходящее солнце. Мы больше не разговариваем. Нам это не нужно. Возможно, мы сейчас друзья по несчастью. Я не уверен, настоящая ли это дружба, или что-то навязанное нам пережитыми событиями. Может быть, детали не имеют значения. Может, в этом и есть дружба.

Через некоторое время нас зовут из дома на ужин, да и кувшин уже пуст.

Стряпня Сильвии — это лучшая еда, которую мы когда-либо ели — что-то вроде мясного рагу со свежевыпеченным хлебом. Моя голова гудит, телу жарко. Я думаю, Сэмми чувствует то же самое. Мы не настроены воинственно, но мы продолжаем смеяться над вещами, которые не очень то и забавны, и работать нашими ложками. Сильвия очень раздражается, и я начинаю чувствовать себя плохо из-за этого. Она позаботилась о наших ранах и дала нам кров, и согласилась держать нас под своей крышей до тех пор, пока Адам не вернется с Элией и Блейном. Поэтому я прошу прощения за грубость, только бы Сэмми не сказал ей, что мы вообще не грубили. Я опрокидываю свою тарелку, пытаясь ударить его по руке.

— Черт, мне так жаль, — говорю я, собирая пролитое.

— Я уберу это, — говорит Сильвия. — Просто остановись. У меня все под контролем.

— Нет, я помогу. — Я задеваю миску Сэмми, когда пытаюсь прибраться быстрее ее. Еще больше рагу разливается на стол.

— Почему ты просто не простишь себя? — резко задает она вопрос.

Все за столом уставились на меня, и я предусмотрительно не лезу в бочку. Я встаю, и ухожу. У меня нет намерения лечь спать, но когда я ложусь на кровать, тяжесть последних нескольких дней внезапно становится невыносимой.

Я просыпаюсь от стука в мою дверь.

Теперь я замерз, приятный гул от алкоголя заменился чувством вины и сожаления и вещами, которые я хотел бы по возможности изменить. Снаружи темно, до восхода солнца еще несколько часов. Я не мог долго спать.

Очередной стук, в этот раз менее терпеливый.

— Входите.

Бри входит и швыряет что-то на мою кровать.

— Я порылась в вещах и нашла вот это в сумке Оуэна. Я подумала что ты, возможно, захочешь это.

Мои пальцы смыкаются на рукоятке маленького ножа обернутого в кожу. Я вынимаю его из чехла. Пара опилок падает на мое колено и воспоминания о деревянной утке, с которой мы с Блейном играли детьми, ошеломляют меня. Это был подарок нашего отца, сделанный его руками этим самым ножом. «Везерсби» вырезано на рукоятке.

У меня перехватывает дыхание, когда я выдыхаю, и я застреваю между желанием рассмеяться и необходимостью плакать. Я смотрю на Бри, и не могу заставить свой рот произнести спасибо, но она все равно, должно быть, поняла меня, потому что она говорит:

— Не стоит благодарности.

Мои глаза следят за ней. Изгиб ее бровей, ее изящная шея, форма ключицы, которая была скрыта под громоздкими одеяниями, похоже, по жизни. Бри поворачивается, намереваясь уйти, и я хватаю ее за запястья и тяну к себе.

Она нахмуривается.

— Мне нужно идти, сейчас.

— Нет тебе не нужно.

— Да. Мне нужно. — Она высвобождается с моих объятий.

Я привстаю, свешивая ноги с матраса.

— Бри, я был не прав. Насчет нас. Насчет всего. Я должен был…

— Я не твой утешительный приз, — огрызается она.

Я не сразу осознаю, что она имеет в виду.

— Нет. Это не то, о чем ты подумала. Мне всегда была нужна… Я просто… Я думал… — Но я знаю, что я несу околесицу. Я все еще полусонный и взволнованный от возврата мне ножа Оуэна, страдающий от того, как сильно мне нужно затащить Бри в мою постель, раздеть ее и дотронуться до нее везде и своими губами сказать ей все, что я недавно понял и что в данный момент мне так плохо удается выразить.