Заложники любви - [6]
— Гляньте, Егор Лукич! Лет пять взад выдали мне это. Сколько времени утекло, я сама состарилась, а халат и подавно, весь в дырках. Уж латать надоело. Все коменданты приходят и только обещают. Их обещанья ни на плечи, ни на ноги не натянешь.
— Разберемся и со спецовкой! Вот только разыщу завхоза, заставлю обеспечить всем! — пообещал Лукич.
— А че искать долго? Она вон, напротив, в кафе пристроилась. Всю обслугу в наши халаты одела. Во, деловая! И слова не скажи ей, разом в морду с когтями лезет, а как обзывается драная кошка, аж слушать не-можно!
— Пригласите ее ко мне в кабинет,— попросил уборщицу, когда та протерла полы в коридоре.
Та, едко ухмыляясь, поспешила выполнить просьбу и вскоре вернулась с моложавой, ухоженной женщиной, та вошла в кабинет коменданта, улыбаясь, подала руку, Егор Лукич увидел, но сделал вид, что не заметил ее. Пригласив присесть, спросил жестко:
— Почему в рабочее время вас нет на месте?
— Я совсем недавно, минуты две назад вышла.
— Неправда! Я в общежитии с восьми утра, и вас не видел! А уже одиннадцать часов! Кто позволил так вольно распоряжаться рабочим временем? Если вас что-то не устраивает, увольняйтесь и уходите в кафе! Но сначала все передадите новому завхозу, подготовьте отчет, документы и вы свободны. Удерживать и уговаривать не стану. Сколько времени понадобится вам на оформление отчета?
— Наверно неделю, не меньше,— ответила заикаясь. И спросила:
— А за что решили меня уволить?
— К работе нужно относиться иначе, добросовестно. Не бегать от нее по всем злачным местам.
— Подумаешь, свет перевернулся, чаю стакан выпила. Что я, не человек? — подбоченилась баба. Встала напротив Лукича, зло сверкая глазами.
— Это еще что за цирк? Мне тут базар решила устроить? А ну, вон из кабинета! Когда успокоитесь, тогда войдете! И не забудьте выдать уборщице на втором этаже все нужное ей для работы. Я проверю!
Завхоз, громко хлопнув дверью, выскочила из кабинета, бросив через плечо, как плевок:
— Облезлый козел!
Егор Лукич, глянув ей вслед, лишь головой покачал:
— Порох, а не баба! Ну, погоди! И тебя обломаю! — пообещал вслед улыбаясь.
Нет, она не пришла в тот день к Лукичу, зато уборщица Анна прибежала в кабинет, благодарностями засыпала человека:
— Егорушка! Счастье какое привалило! Аж своим глазам не верю! Завхозка наша, что глумная сделалась! Два халата мне выдала. Зимний и летний, с короткими и длинными рукавами! Сапоги дала, полотенца, мыло, веники, аж еле унесла все! Во, расщедрилась, давно бы так на нее наехал! А то о чем ни попроси, матюком посылала, слушать ничего не хотела. Тут же, сама меня нашла! В склад заволокла!—захлебывалась радостью уборщица.
— Вот и работай, Аннушка, на здоровье. Наведи порядок на кухне, чтоб мусор горами не копился, выноси вовремя. И не позволяй там курить,— напомнил бабе.
Та, что-то протараторив, убежала. Ей всегда было недосуг. Старалась держать свой этаж в порядке и это ей удавалось, хотя без ссор с жильцами не обходилось. На втором этаже жили девчата, были здесь и женщины в солидном возрасте, кому до пенсии несколько лет осталось, жила и совсем старая баба, она на заводе работала кладовщицей, и заводской люд жалел бабу, уважал спокойный нрав, тихую, рассудительную женщину, какая за все годы работы никого не обидела, не обозвала, ни разу не повысила голос, держалась незаметной серой мышкой, ни к кому не лезла на глаза. Никогда не жаловалась на своих соседок — троих молодых баб, и не ругалась с ними.
Увидев ее, вернувшуюся с работы, Лукич принял старую за уборщицу общежития и, подойдя, спросил:
— Ну, что, проспалась? Появилась на ночь глядя. А работать когда? Уже который час? — смотрел на бабу осуждающе. Та, стояла онемело.
— Чего ждем? Берите веник, тряпку, мыло и вперед на свое место! Хватит пить, пора работать. Смотрите, до чего здание довели! Крысы и мыши по этажам гуляют! Как вам не стыдно, женщины!
— Ты чего на нашу бабку наехал? С чего на ней отрываешься? Она только со смены! — встал напротив Лукича коренастый, широкоплечий мужик и, загородив собою бабку, предупредил:
— Потише на поворотах, слышь? Мы Петровну никому не дадим в обиду. А и ты кто такой, что на бабьем этаже раскукарекался? Тебе что здесь нужно? — наступал на Егора буром.
— Я думал — она уборщица,— сконфузился Титов.
— Ты сначала спроси, потом базарь! — нахмурился мужик.
— А сам зачем на этаже появился?
— Я слесарь! Меня вызвали жильцы отремонтировать на кухне раковину. Но тебе что тут понадобилось?
— Я комендант! Принимаю свое хозяйство, знакомлюсь с людьми. Вот видишь, не без оплошки получилось,— заглянул за спину слесаря, но бабки там не увидел. Она уже ушла, и человеку не перед кем было извиниться.
— Видать, Нинку ищешь? Она в отрубе, у ней запой. Горе у человека. Сына не стало.
— Каждого в жизни беды трясут. Куда от них деться. Но работу нужно делать. И я не на что не посмотрю. Алкашку держать не стану,— пообещал жестко.
— Она не пьяница. Она сирота! Не приведись никому такое лихо! Любой от него волком взвоет, не только баба, мужик не устоит. И ты не грози. Нас много, Нину в беде не оставим. Дай ей поначалу в себя прийти и научиться дышать заново. Коли помочь не можешь, хотя бы не мешай. У самого дети есть? — спросил, глядя в глаза.
Это — страшный мир. Мир за колючей проволокой. Здесь происходит много такого, что трудно себе представить, — и много такого, что невозможно увидеть даже в кошмарном сне. Но — даже в мире за колючей проволокой, живущем по незыблемому блатному «закону», существуют свои представления о чести, благородстве и мужестве. Пусть — странные для нас. Пусть — непонятные нам. Но там — в зоне — по-другому просто не выжить…
Колыма НЕ ЛЮБИТ «случайных» зэков, угодивших за колючую проволоку по глупой ошибке. А еще больше в аду лагерей не любят тех, кто отказывается склониться перед всемогущей силой блатного «закона»…Но глупый наивный молодой парень, родившийся на далеком Кавказе, НЕ НАМЕРЕН «шестерить» даже перед легендарными «королями зоны» — «ворами в законе», о «подвигах» которых слагают легенды.Теперь он либо погибнет — либо САМ станет легендой…
Низшие из низших. Падшие из падших.«Психи», заживо похороненные за колючей проволокой СПЕЦИАЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ.Среди них есть и палачи, и жертвы… Есть преступники, умело «откосившие» от возмездия за содеянное, — и жалкие, несчастные люди, забытые всеми. Они обитают в АДУ. У них лишь одна цель — ВЫЖИТЬ.
В новом романе, предложенном читателям, рассказано о двух сахалинских зонах: женской, с общим режимом содержания, и мужской, с особым режимом. Как и за что отбывают в них наказания осужденные, их взаимоотношения между собой, охраной, администрацией зоны показаны без прикрас.Судьбы заключенных, попавших на зону за преступления, и тех, кто оказался в неволе по необоснованному обвинению, раскрыты полностью.Кто поможет? Найдутся ли те, кому не безразлична судьба ближнего? Они еще есть! И пока люди не разучились сострадать и помогать, живы на земле надежда и радость....Но не каждому стоит помогать, несмотря на молодость и кровное родство.
Кто он, странный человек, замерзавший на заснеженной дороге и "из жалости" подобранный простой деревенской бабой?Кто он, "крутой мужик", похоже, успевший пройти все мыслимые и немыслимые круги лагерного ада - и стать "своим" в мире за колючей проволокой?Возможно, бандит, наконец-то решивший "завязать" с криминальным прошлым? Скорее всего - так. Но... с чего это взял старый, опытный вор, что блатные "братки" просто возьмут и отпустят на "мирное житье" бывшего дружка и подельника?..
…Бомжи. Отвратительные бродяги, пьяницы и ничтожества?Или — просто отчаянно несчастные люди, изгнанные из дома и семьи, вынужденные скитаться по свалкам и помойкам, нигде и ни в ком не находящие ни жалости, ни сострадания?На Руси не зря говорят — от тюрьмы да сумы не зарекайся.Кто из нас — благополучных, состоятельных — может быть уверен, что его минет чаша сия?Запомните — когда-то уверены были и они…
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.