Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства - [89]

Когда оцениваешь свои прошлые деяния и поступки, то оказывается невозможным избежать в своих суждениях тех, кто пришел тебе на смену. При этом неизбежно возникает опасность нарушить этические нормы отношений. Размышляя над этим, думаю, что порядочность состоит не только в том, чтобы не переступить правила приличия и не обидеть, но и в том, чтобы не скрыть, а защитить истину, в которой ты убежден.

Я сознаю субъективность своих суждений, допускаю, что они в чем-то могут быть уязвимы, при этом не могу избежать в своих заметках оценки деятельности того, кто сменил меня в Гостелерадио. Тем более деятельность Л. П. Кравченко получила особенно большой общественный резонанс. Не хочу его обидеть, ибо не имею для этого каких-либо личных оснований, но объективно должен признать, что Леонид Петрович в своих председательских деяниях во многом придерживался второго варианта поведения. Будучи человеком профессионально квалифицированным, по своим личным качествам и характеру он был расположен к тому, чтобы быть безупречным исполнителем чужой воли. К тому же, оказавшись в фаворе Горбачева, он пребывал во власти иллюзий всесилия Президента СССР и безупречности его деяний. Разумеется, я учитываю при этом, что многое в его поступках было предопределено свыше, ибо так же, как и я, он был не только заложником жестокого времени, но одновременно и жертвой Горбачева, пославшего его на амбразуры телевидения с невыполнимой миссией, обреченной на поражение.

Как всякий послушный исполнитель, уже в своих первых решениях он оказался в жестких тисках между молотом – президентом СССР и наковальней – коллективом Гостелерадио. Потерпев поражение, Кравченко, как и многие другие, искал обоснование своего послушания в известной философии маленького винтика большой партийно-государственной машины. Выражением этого явилась его горькая исповедь-признание в «Комсомольской правде» (20 сентября 1991 года), где уже в самом заголовке – «Я старался не задавать лишних вопросов» – была сформулирована суть этой философии послушания. Смысл ее подчеркнут и в заключении, в искреннем до слез признании Л. П. Кравченко: «…очень жаль, что я оказался лишь пешкой в этой грандиозной шахматной игре».

Чтобы опередить возможные читательские сомнения, признаюсь, что я выглядел бы самонадеянным идиотом, если бы в самом начале, в своих первых шагах, уже во всей полноте представлял себе все варианты поведения председателя Гостелерадио СССР и их последствия. Эти размышления характеризуют позицию автора и представляют обобщающий итог прошедших событий, который я делаю, чтобы еще раз оценить свои шаги.

Всю жизнь стремлюсь придерживаться одного обязательного правила – быть самим собой. Не стану обманывать читателя, покаюсь: в этом стремлении мне не всегда удавалось сохранить в целомудрии свою приверженность следовать этому правилу. Случалось, что приходилось отступать, подчиняться, чтобы сохранить возможность завтра идти своим путем. Свой вариант поведения на новом для себя поприще я видел в том, чтобы вначале сформировать собственное представление о радио и телевидении. Поэтому первые два месяца, при всех многочисленных обязанностях, посвятил тому, чтобы выслушать как можно большее количество профессионалов. Этому же были посвящены обязательные еженедельные встречи с творческими радио– и телередакциями.

Как человек со стороны, прибывший в чужой лагерь, я обязан был вызвать интерес к своим намерениям, чтобы иметь сторонников и единомышленников. Я хорошо понимал, что нельзя управлять таким огромным творческим организмом, опираясь только на авторитет, дарованный тебе свыше властью, ибо ее признают легко только те, кто привык к сменам начальников на верхнем мостике, склонен умело приспосабливаться и уже давно не верит, что может быть какой-то иной порядок взаимоотношений с руководителями, кроме бездумного послушания. Такие люди легко принимают нового шефа и так же легко от него отказываются, когда по воле сильных мира сего его убирают или как несостоятельного, или по каким-то другим причинам. Особенно важно было найти новых людей, способных посмотреть иными глазами на то, что стало на телевидении привычным, традиционным, способных принести свежие мысли, идеи. Только после этого можно было шаг за шагом, не штурмом, а методически, закрепляя за собой одну позицию за другой, начать те перемены, которые неистово стучались в двери телевидения и радио.

Такой вариант поведения нового председателя Гостелерадио был наиболее рациональным, но зависел от наличия определенных условий. Среди них наиболее важными и обязательными были два: время и терпение. В терпении сомнений не было, весь предшествующий опыт многому научил, хорошо подготовил к испытаниям на прочность, к тому, чтобы выдержать неизбежное противодействие, попытки поставить на место нового председателя Гостелерадио, не дать проявить его претензиям иметь свою позицию и права не быть статистом. А вот что касается времени, то его было отпущено мне мало, даже слишком мало, чтобы отстоять свою позицию, суметь найти опору среди редакций, слушателей, зрителей. Не было дано времени и терпения и моему непосредственному начальнику – президенту СССР. Читатель помнит: началась та самая необычайно активная стадия его смятений и колебаний вправо и влево, когда он, лавируя между демократами и консерваторами, пытался стоять над теми и другими, стараясь оставаться непререкаемым вождем партии и государства. Ради сохранения власти он бесконечно манипулировал в своей кадровой политике, приближая одних и отдаляя других, настойчиво требовал от Медведева, Дзасохова, Примакова активного вмешательства в управление массовыми средствами информации, редкий день проходил, чтобы он не высказывал своих претензий к Гостелерадио, отдельным передачам и тут же одновременно не заигрывал перед главными редакторами «Московских новостей», «Огонька», отдельными работниками редакций телевидения, представляясь перед ними в образе последовательного демократа и свободолюбца.