Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства - [33]

Не могу не признать как участник октябрьского Пленума, такое дружное обвинительное осуждение выступающими членами Политбюро и ЦК, в которых звучал лишь один мотив: «как посмел», без желания понять аргументы, вникнуть в суть высказанных замечаний, вызвало огорчение не только у меня. Возникало беспокойство за то, что в партии, по существу, ничего не меняется и продолжает сохраняться тот же жесткий централизм, без демократизма.

Говорю об этом не задним числом. Так случилось, что через два дня после пленума ЦК у меня была беседа с А. Н. Яковлевым по моей просьбе, по некоторым проблемам печати и книгоиздания. Я хорошо помню, как в конце этой беседы А. Н. Яковлев в присущей ему манере интересоваться мнением товарищей спросил меня: «А как ты оцениваешь решение пленума ЦК КПСС о Б. Н. Ельцине и могло ли оно быть иным?» Думаю, что А. Н. Яковлев спросил меня не случайно, он и себе в то время задавал этот вопрос, ибо в своем выступлении на пленуме тоже проявил бригадно-групповой подход и осудил Б. Н. Ельцина. Я не скрыл своего беспокойства по поводу столь категорического неприятия на пленуме ЦК критических замечаний по существу и заметил, что такое резкое осуждение Б. Н. Ельциным авторитета ЦК не прибавит и если бы была моя воля, то я бы не стал из него формировать диссидента и оставил секретарем МК КПСС, пленум горкома тогда еще не прошел. А. Н. Яковлев согласился со мной, но добавил, что в нынешнем составе ЦК КПСС иного обсуждения и решения быть не могло. Понимаю, что мне все это было легче говорить в личной беседе, а не с трибуны пленума, тем более будучи лишь кандидатом в члены ЦК КПСС и не принимая участия в голосовании.

О том, что в партии существовало различное восприятие перестройки, свидетельствовал и февральский Пленум ЦК КПСС 1988 года, который вначале без обсуждения освободил Б. Н. Ельцина от обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС, а затем рассмотрел вопрос «О ходе перестройки средней и высшей школы и задачах партии по ее осуществлению».

Здесь я хочу попросить читателя проявить терпение и сделаю небольшое отступление, чтобы высказать несколько суждений по проблемам образования, науки и культуры. Многие недостатки и изъяны советской школы были только следствием серьезных социальных пороков общества. Школа не могла быть лучше самой жизни, ибо оставалась ее непосредственным отражением. Наблюдения показывали: то, что было свойственно обществу, адекватно характеризовало и народное образование: административно-бюрократический стиль в управлении школьным делом; догматизм и формализм в преподавании; разрыв между словом и практикой жизни в воспитании; застой в решении насущных материальных вопросов. На примере школы было особенно заметно различное понимание содержания целей и задач перестройки, различие между теми, кто видел в перестройке необходимость коренных перемен, действительного обновления общества, и теми, кто понимал эти перемены лишь как ремонт существующих общественных институтов, совершенствование механизма их управления.

На пленуме стало понятно, что на основе того политического опыта, который был приобретен за последние годы, необходимо было по-новому, с иных позиций оценивать состояние дел и в народном образовании. Вопрос состоял в том, готова ли была партия на деле строить и развивать школу на основе принципов подлинной демократии и самоуправления?

Наиболее принципиальным, конечно, был вопрос о радикальных переменах в главном механизме школы – в преподавании. Время настоятельно стучалось с признанием принципа неодинаковости обучения и дифференцированного образования с учетом интересов, склонностей и способностей учащихся. В дискуссиях о содержании и направлениях школьного преподавания, которые шли в то время, спор шел о том, чему должен принадлежать приоритет – компьютеризации или гуманитаризации, что должно преобладать – технократическое или гуманитарное образование? Суть проблемы, в моем представлении, сводилась не к тому, чтобы увеличивать объемы преподавания литературы, истории, ибо главный изъян состоял не в количестве часов, а в содержании преподавания. В этой связи со всей остротой ставился вопрос о главном назначении школьного образования. Здесь заслуживала внимания та точка зрения, которую отстаивали отдельные, наиболее здравомыслящие педагоги и которую я в полной мере разделял. Согласно ей назначение школы состоит прежде всего в воспитании, а воспитывают, как известно, принципы, которые нельзя сформировать без высокоразвитого гуманитарного мышления. Все мы теперь с тревогой говорим о недостатках профессиональной компетентности отечественных специалистов. Однако забываем, что куда больший изъян общество получало от недостатка общей культуры и гуманитарной образованности молодежи. Молодежь в последние годы все меньше читала, в приоритетах ее интересов все большее место принадлежало телевидению, кино, другим видам развлечений и все меньше – книге.

Социологические исследования среди учащейся молодежи, проведенные в 1986 году, показывали, что среди тех, кто крайне редко обращается к книге или не обращается вообще, школьников было 41,4 %, студентов техникумов – 44, а учащихся профтехобразования – почти 74 %. Столь пространные рассуждения о народном образовании я сделал сознательно, ибо убежден – одна из наиболее серьезных причин формирования кризиса советского общества состояла в многолетнем пренебрежении к науке, образованию, культуре, то есть ко всему тому, что определяло осмысленное развитие общества, его полнокровную жизнь. Какой бы из серьезных недостатков, просчетов в экономической, социальной, политической сфере мы теперь ни взяли, исходной причиной в конечном итоге являлось игнорирование науки и культуры. Происходило то, что неизбежно должно было произойти. Пренебрежение к науке, образованию, культуре на протяжении целых десятилетий оставило тяжелое наследие в виде привычки решать все серьезные социальные проблемы, исходя больше из интуиции, руководствуясь часто общими впечатлениями, а не опираясь на глубокий научный анализ. С этим были связаны многолетнее опоздание в осуществлении научно-технической революции, непоследовательность в осуществлении экономических реформ. Отсюда истоки торопливости и непродуманности многих государственных решений в виде известной программы укрупнения деревни и всех других программ крутого подъема сельского хозяйства, оказавшегося через многие десятилетия правления КПСС неспособным обеспечивать потребности советского общества в продовольствии. Смелость в решениях, как известно, хороша, но она дитя невежества.