Закулисные тайны и другие истории… - [77]
В Москве, после известных переименований девяностых, нет улиц Пушкина, Лермонтова, Чехова, Герцена, Чайковского и многих других.
Вернее так: они есть, но где-то далеко. Улицы Пушкина и Чехова находятся в районе Внуково, в деревне Толстопальцево (я нашел на карте), улица Герцена есть в Звенигороде, а ближайшая улица Чайковского находится в Санкт-Петербурге, но там считают (во всяком случае, так говорили, когда я жил в Питере в семидесятые годы), что эта улица названа не в честь композитора, а в честь малоизвестного народовольца Н.В. Чайковского. Кстати, в Питере сейчас активно дебатируется вопрос о переименовании этой улицы в Сергиевскую (в связи с 700-летием Сергия Радонежского).
Довольно странно, что в столице Российского государства нет улиц имени тех, кем страна поистине может гордиться, чьи имена – золотой запас России в буквальном смысле слова: использование творчества именно этих писателей и композиторов на гастролях наших театров за рубежом, издание книг и нот именно этих авторов приносят России до сих пор немалый доход.
Но – так получилось.
А улица Заморёнова в Москве есть. Малоизвестного рабочего, который в 1921 году разбился на мотоцикле, я думаю, по пьянке.
Но мои заметки – не об этом.
Когда вы входите в концертный зал Эвери Фишер Холл в Нью-Йорке (это крупнейший филармонический зал, постоянное место концертов New York Philarmonic), то прежде всего вы видите на стене в фойе большой портрет какого-то человека. Не пытайтесь его узнать – он вам неизвестен. Он не дирижер и не пианист, не композитор и не скрипач.
Его зовут Эвери Фишер – так же, как этот зал.
Кто же это такой?
Сведения о нём можно найти в интернете, но если вам лень рыться, кратко сообщу, что он был предприниматель и музыкант-любитель (во всех смыслах этого слова), прожил долгую жизнь (1906–1994), занимался всю жизнь радио, усилителями, трансляцией высокого качества, стереозвуком. Был очень успешным бизнесменом и филантропом, активно занимался благотворительностью.
В 1973 году пожертвовал на строительство концертного зала 10,5 миллионов долларов (копейки по теперешним временам; сегодня столько стоит среднего размера квартира в престижных районах больших мегаполисов).
И его имя навеки теперь связано с этим залом.
Две добавки через несколько лет:
В 2015 году этот концертный зал был еще раз переименован в Дэвид Геффен Холл (David Geffen Hall). Это известный калифорнийский миллиардер, подаривший Линкольн-центру 100 миллионов долларов на реконструкцию этого зала.
Интересно, что это всего в два раза больше, чем дал старик Эвери Фишер, потому что тогдашние 10 миллионов – это сегодня 50.
И еще забавная деталь – уже прошло около пяти лет со дня переименования, а ремонт так и не начался. Чувствую, коррупция проникла и сюда, в высшие сферы классической музыки.
О чем это я?
А о том, что на Западе (в частности в США) наименований, т. е. присвоений имен, гораздо больше, чем у нас. В том смысле, что имена присваиваются буквально всему: скамейке в парке, креслу в театре, коридору или комнате в концертном зале, лестнице в колледже – в очень многих местах вы встречаете таблички с именами.
И вы правильно догадались – это имена тех, кто дал деньги на строительство или на ремонт, на поддержку какого-то оркестра или даже одного бедного студента. Имя дарителя иммортализируется вот таким образом: в мраморе, в граните, в бронзе, на дереве или еще как-нибудь.
Существует замечательная шутка (а может, это и быль). В Израиле самый крупный филармонический зал, тот, где выступает Израильский Симфонический Оркестр, называется Mann Auditorium, то есть зал имени Манна. И вот однажды в Израиль якобы приехал какой-то интеллигентный человек из Европы, пошел в этот зал, увидел название и подойдя к работнику зала сказал: Как прекрасно, что вы назвали зал именем Манна. Это великое имя! А вы не знаете, всё-таки кто имеется в виду – Генрих Манн или Томас Манн? Или, может, Клаус Манн? Все – прекрасные писатели, все писали о музыке… Служитель воззрился на беднягу и ответил: Насколько я знаю, этого Манна звали Фред. Фред? – смутился гость. – Что-то не знаю? А что он написал?
– Он написал чек! – веско сказал служитель.
И таких «писателей» в западном обществе очень много. Конечно, можно сказать, что всё это суета, тщеславие, покупка себе за небольшие деньги небольшого бессмертия. Что наши русские богачи дают деньги в тишине и просят, чтобы их имён не называли, это более благородно и красиво, более нравственно и морально.
Но, я думаю, в России это происходит из-за того, что люди боятся делать щедрые подарки, это не принято, и еще потому, что это опасно, потому что на тебя наедет налоговая и всякие правоохранители, начнут копаться – откуда у вас такие денежки. Что это вы вдруг решили помогать искусству? Не лучше ли отдать эти денежки на спортзал или на госпиталь – тут никто не придерется.
А «Закон о меценатстве» так и не принят, хотя разговоры о нём идут уже лет пятнадцать.
И подумает наш богач – а чего мне суетиться? Обойдусь я без всяких этих мемориальных досок и надписей на фронтонах.
Скромнее надо быть.
Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.
Книга к. т. н. Евгения Миронова «Чернобыль: необъявленная война» — документально-художественное исследование трагических событий 20-летней давности. В этой книге автор рассматривает все основные этапы, связанные с чернобыльской катастрофой: причины аварии, события первых двадцати дней с момента взрыва, строительство «саркофага», над разрушенным четвертым блоком, судьбу Припяти, проблемы дезактивации и захоронения радиоактивных отходов, роль армии на Чернобыльской войне и ликвидаторов, работавших в тридцатикилометровой зоне. Автор, активный участник описываемых событий, рассуждает о приоритетах, выбранных в качестве основных при проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Предлагаемые воспоминания – документ, в подробностях восстанавливающий жизнь и быт семьи в Скопине и Скопинском уезде Рязанской губернии в XIX – начале XX в. Автор Дмитрий Иванович Журавлев (1901–1979), физик, профессор института землеустройства, принадлежал к старинному роду рязанского духовенства. На страницах книги среди близких автору людей упоминаются его племянница Анна Ивановна Журавлева, историк русской литературы XIX в., профессор Московского университета, и ее муж, выдающийся поэт Всеволод Николаевич Некрасов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.