Закулисные тайны и другие истории… - [74]

Шрифт
Интервал

Так и осталось: музыка и стихи Окуджавы.

Впрочем, со Шварцем их союз был длительным и плодотворным и они вместе создали множество шедевров. Но то был Шварц, близкий друг и Мотыля и Окуджавы.


Каково же было мне играть песню Мастеру? Однако он заулыбался и сказал: Здорово! Я бы так не написал.

Надо ли говорить, что это было лучшей для меня похвалой?


Песню мы записали, спел её мой любимый Александр Хочинский, Царство ему Небесное! Спел тонко, проникновенно, с какой-то особой щемящей горечью..

Ну а дальше было обычное советское безобразие. Фильм Мотыля подвергли всяческим сокращениям и переделкам, исказили смысл, выхолостили суть. Фильм получил 3-ю категорию, это означало всего несколько копий и показ исключительно по сельским клубам.

Песню нашу выкинули из фильма. Сначала заставили переделать несколько строк. А потом всё равно выкинули. Кто-то решил, что эта песня призывает к алкоголизму, а это были первые годы Горбачева и был взят курс на борьбу с пьянством. Конечно, ничего из этой борьбы не вышло, но песню вырезали.

Но я помню, что Окуджава на премьере фильма сам написал для меня от руки этот текст. И назло всем – так и сказал – назло! – вернул все старые строчки. Этот автограф и висит в моем кабинете до сих пор.

1

С каждым часом мы стареем
от беды и от любви.
Хочешь жить – живи скорее,
а не хочешь – не живи.
Наша жизнь – ромашка в поле,
пока ветер не сорвёт…
Дай Бог воли, дай Бог воли,
остальное заживет.

Припев:

Николай нальёт, Николай нальёт,
Николай нальёт, а Михаил пригубит.
А Федот не пьёт, а Федот не пьёт,
а Федот – он сам себя погубит.

2

Кто там робкий, кто там пылкий,
Всё равно – судьба одна.
Не клянись, дурак, бутылкой,
Просто пей её до дна!
Не для праздного веселья
нас Фортуна призвала…
Дай Бог легкого похмелья
после долгого стола!

Припев.

3

Бог простит, беда научит,
да и с жизнью разлучит.
Кто что стоит, то получит,
а не стоит – пусть молчит.
Наша жизнь – ромашка в поле,
пока ветер не сорвёт…
Дай Бог воли, дай Бог воли,
остальное заживёт.

Припев.


Кстати, приведу по памяти, как звучали переделанные по просьбе Госкино строчки в начале второго куплета:

Кто там пылкий, кто там робкий —
раскошелимся сполна.
Не жалей, что век короткий,
а жалей, что жизнь одна.

Тоже хорошо, ничего не могу сказать. Но смысл немного изменился. И слово «бутылка» было убрано. Но это не спасло ни песню, ни фильм.

* * *

Однако на премьере в ЦДРИ мы собрались все. Был и Мотыль, и Окуджава, пришел даже Шварц, а также много всяких театрально-киношных людей. Пришли исполнители главных ролей – Людмила Целиковская, Михаил Пуговкин, совсем молодой Стас Садальский. Перед фильмом я сам пел песню, а Окуджава стоял у рояля и одобрительно улыбался. Мотыль с обличительным пафосом говорил: И вот такую песню они выкинули из фильма.

А потом был банкет в «Кукушке», тогда популярном кафе при ЦДРИ, и мы с моей женой Ириной сидели рядом с Окуджавой, а тамадой был Шура Ширвиндт, и все были счастливы. И я пел песню еще несколько раз..


Замечу, что хоть эта песня и не стала всенародным шлягером, но ее многие знают. И поют. И для себя, и в концертах. Вот недавно обнаружил в интернете запись Ефима Шифрина. То есть песня живет своей жизнью.


Тут надо сказать, что Окуджава в эти годы мне стал близок и по другой линии. В 1978 году я женился на моей нынешней жене, Ирине Гинзбург-Журбиной, дочери известного поэта, переводчика и публициста Льва Гинзбурга. А Лев Владимирович был в давней дружбе с Булатом. К сожалению, он очень рано ушел, в 1980 году, но Ира всегда была связана и с Булатом и с его семьей какими-то еще детскими воспоминаниями.

Когда Лев Владимирович умер, Булат написал стихи:

Памяти Льва Гинзбурга

Жил, пел, дышал и сочинял,
стихам был предан очень.
Он ничего не начинал,
всё так и не закончил.
Жил, пел, ходил, дышал, как все,
покуда время длилось
в своей изменчивой красе…
Потом остановилось.
Как поглядеть со стороны:
пуста тщета усилий.
Но голоса чужой страны
он оживил в России.
Никто не знает, что нужней,
да и поймет едва ли…
Но становились мы нежней,
и раны зарастали.
Никто не знает, чьей вины
пожаром нас душило…
А может, не было войны?
Будь проклято, что было!

Льва Владимировича и Булата Шалвовича связывала любовь к Германии, они часто ездили вместе по немецким городам, Окуджава пел песни, а Гинзбург читал свои переводы.

Однажды в подобной поездке случайно пересеклись и мы. Это было уже после смерти Льва Владимировича, и в каком-то городе, кажется, во Фрейбурге, нас вместе принимал бургомистр, мы выступали – я со своими песнями, Ира читала стихи, и несколько песен спел Окуджава. Он был очень мил, за столом шутил и рассказывал веселые истории. Все рассказы о его мрачности и молчаливости были опровергнуты…


… А потом мы переехали в Нью-Йорк. И вот как раз здесь, в ресторане «Русский Самовар», мы виделись с Окуджавой регулярно, практически раз в год. Он очень любил этот ресторан и его владельца Романа Каплана, и, бывая в Америке, никогда не пропускал возможности зайти туда и пропустить рюмочку клюквенной водки или хреновухи. Я всегда подходил к роялю, Окуджава говорил: «Ну что, Николай нальет?» Я пел эту песню и мы выпивали еще по рюмочке…


Рекомендуем почитать
Чернобыль: необъявленная война

Книга к. т. н. Евгения Миронова «Чернобыль: необъявленная война» — документально-художественное исследование трагических событий 20-летней давности. В этой книге автор рассматривает все основные этапы, связанные с чернобыльской катастрофой: причины аварии, события первых двадцати дней с момента взрыва, строительство «саркофага», над разрушенным четвертым блоком, судьбу Припяти, проблемы дезактивации и захоронения радиоактивных отходов, роль армии на Чернобыльской войне и ликвидаторов, работавших в тридцатикилометровой зоне. Автор, активный участник описываемых событий, рассуждает о приоритетах, выбранных в качестве основных при проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.


Скопинский помянник. Воспоминания Дмитрия Ивановича Журавлева

Предлагаемые воспоминания – документ, в подробностях восстанавливающий жизнь и быт семьи в Скопине и Скопинском уезде Рязанской губернии в XIX – начале XX в. Автор Дмитрий Иванович Журавлев (1901–1979), физик, профессор института землеустройства, принадлежал к старинному роду рязанского духовенства. На страницах книги среди близких автору людей упоминаются его племянница Анна Ивановна Журавлева, историк русской литературы XIX в., профессор Московского университета, и ее муж, выдающийся поэт Всеволод Николаевич Некрасов.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов. Союз государственной службы и поэтической музы

Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.