Закрытая книга - [55]

— Кто-нибудь к нему наезжал?

— Нет.

— Как, никогда?

— За тот месяц, что я здесь прожил, его не навестила ни одна живая душа. Конечно, про выходные сказать наверняка не могу, но тоже сильно сомневаюсь.

— Давайте уточним. У него не было никаких контактов с внешним миром?

— Изредка звонили по телефону. Крайне редко.

— Очень странный образ жизни.

— Он его выбрал сам. Сам отрезал себя от мира, понимаете, инспектор? Ему была невыносима мысль, что старые друзья увидят его. Увидят, во что он превратился. Время от времени мы вечером ходили в деревню, так прохожие буквально столбенели и глядели на него во все глаза. Сэр Пол чувствовал это. И, несмотря на его хваленое самообладание, его это больно ранило.

— Да как он мог знать-то?

— Он требовал, чтобы я ему обо всем подробно рассказывал. После каждой такой встречи он меня забрасывал вопросами: «Ну что, таращились? Вылупили зенки? Помертвели небось? А что говорили?» Ему необходимо было знать. Необходимо было выпить свою порцию яда, всю, до последней капли.

— Бр-р-р-р, даже жуть берет.

— Если у вас такое ощущение, инспектор, представьте, каково приходилось ему.

— Верно. Тяжелая, очень тяжелая история.

Стало быть, вас тут, в старом пустом доме, было всего двое, вы и он, так?

— Угу. Впрочем, не совсем так. Когда я впервые сюда приехал, здесь была еще и экономка, она приходила ежедневно. Некая миссис Килбрайд, из местных жителей. Но спустя примерно неделю у нее начались неприятности с мужем. Вернее, неприятности начались у него — с собственным здоровьем. Сначала он тяжело заболел гриппом, потом каким-то необычным воспалением легких, а теперь… я, конечно, не знаю наверняка, но, возможно, он слег с чем-то еще более серьезным. Думаю, у него рак легких. Во всяком случае, мы видели миссис Килбрайд все реже и реже; в конце концов она вообще исчезла с нашего горизонта.

— А кто же готовил и… и убирался тут, вообще занимался хозяйством?

— Я.

— Вы прямо мастер на все руки, мистер Райдер.

— Я же всю жизнь живу один. Если я чего-то не сделаю, за меня это сделать некому. По дому, я имею в виду.

— Ясно… А, Уилли, вот и ты. Я уж хотел вызывать тебя по рации. Кажется, мистер Райдер рассказал мне все, что ему известно.

— Боюсь, не очень-то много.

— А я большего и не ждал. Ну? Откопал что-нибудь стоящее?

— Может быть, и откопал, сэр. А может быть, это полная ерунда.

— Ну и что это?

— Дневник.

— Дневник?!

— Где ж ты его нашел?

— В спальне сэра Пола. В ящике комода, под грудой старых газет. Ящик был заперт, но я… гм… но мне удалось его открыть. Вообще-то я нашел там целую пачку таких же блокнотов. Однако ж этот вроде бы посвежей других. А самое-то интересное…

— Но это невозможно!

— Минуточку, мистер Райдер. Так что, говоришь, там самое интересное, сержант?

— Послушайте, инспектор, уверяю вас, никакого дневника быть не может вообще. То есть дневника, который вел бы сэр Пол. Бедняга был слеп, у него вообще не было глаз! Как он мог вести дневник?

— Что скажешь, сержант?

— Да его дневник, чего там! И имя его на обложке.

— Но он не мог писать! Для чего тогда, по-вашему, он меня нанял?

— Однако ж вот он, видите, мистер Райдер? Как и положено, исписан от руки. А почерк-то какой жуткий. Все буквы покосились в одну сторону, как… Господи, как же это называется?..

— Что?

— Когда буквы с наклоном. Знаете, в книгах бывает…

— Курсив?

— Курсив. Вот-вот, то самое слово, инспектор. Прямо кажется, что тут все сплошь написано курсивом. До последней страницы.

— Хорошо, Уилли, но где тут самое интересное? Ты ведь что-то хотел сказать, да?

— Да, хотел — что этот, вот этот самый блокнот вроде бы начинается с того, как сюда приезжает мистер Райдер.

— Правда?!

— Ага. Слушайте: «Опять хлопает оконная ставня. Что бы там ни говорили, но в доме где-то явно сквозит». Ну, дальше тут всякая… А, вот: «К тому же с минуты на минуту позвонит Райдер — во всяком случае, я очень на это надеюсь. А он уже запаздывает. Ненамного пока, но запаздывает. Мне претит людская…» Не могу разобрать следующее слово. Начинается с «п», а может, с «н».

— Бог с ним, читай дальше.

— «Кто-то удачно сказал: и у… у… пунктуальности…» Ну, правильно, пунктуальность, теперь все ясно, то слово в предыдущем предложении было «непунктуальность». «Мне претит людская непунктуальность. Кто-то удачно сказал: и у пунктуальности есть свой изъян — ее некому бывает вовремя оценить. Вот я бы как раз и оценил! Впрочем, если ехать из Лондона на машине, то немудрено, честно говоря, и припоздать, под выходные… под выходные… дороги забиты транспортом».

— Все?

— Нет, еще немножко. «Итак, мистер Райдер, вот и вы, а вот и я. Посмотрим, посмотрим, может, что и увидим». Чудно: слепой, а такими словами пользуется.

— М-м-м. Да, но при этом, хоть я его и знать никогда не знал, а все же, как ни странно, могу себе, пожалуй, представить, что он был за человек. Много еще там написано?

— Много. Видно, писал он в дневнике довольно регулярно. А вот прямо про вас, мистер Райдер. «Личность несколько бесцветная, по крайней мере при первом знакомстве, но это ничего, он… он… он…»

— Чего застрял, сержант?

— Слова написаны слитно. А, понял. «Возможно, немного оттает»… «он, возможно, немного оттает». А написано в одно слово: «возможнонемногооттает». Вот еще такое же: «вобщемицелом», четыре сцеплены в одно. Это, считай, нормально для него. Бедняга же не видел, что пишет.