Законы войны - [59]

Аккуратно закрыл за собой дверь. Был вечер, но было еще светло — лето, однако. Солнце — не так сильно жарило.

На полпути — подкатил внедорожник, ствол крупнокалиберного пулемета — был нацелен прямо на него.

— Дреш!

Аэропорт охраняли казаки на последних четырех месяцах ходки, волки из волков, и шутить они не любили и не умели.

Сашка — послушно опустился на колени, подняв руки

— Свой я! Русский!

Двое казаков, страхуя друг друга — приблизились. Один — стянул руки пластиковыми наручниками, хвосты которых болтались на поясе у каждого, по несколько штук зараз, потом начал обыск. Второй — сместился и постоянно держал его на прицеле. Вроде все нормально, но косяки есть: внедорожник приблизился слишком близко, гранату кинуть или пояс шахида подорвать — запросто и их заденет. Пулеметчик — не отвел ствол в безопасное положение, так и целится. Но Сашка — Аскер этого говорить не стал, чтобы не заработать по башке. А она — и так болела…

— Пистолет! — резко сказал казак

— Его тут каждый первый носит — резонно возразил Аскер — удостоверение в нагрудном кармане, справа

Несмотря на то, что они числились в действующем резерве — документы прикрытия были выправлены им в полном объеме, включая и отметку — «вездеход» в офицерскую карточку. Аскер по документам прикрытия числился штабс-капитаном.

Казак — прочитал удостоверение, принюхался

— Свой своему завсегда брат… — сказал он — ты, военный, охренел совсем или как, по запретке как по асфальту. Наш снайпер дважды разрешение запрашивал, пожалели тебя. Из госпиталя что ли смотался?

— Оттуда…

— А пьяный чего?

— Не пьяный я.

Казак перерезал пластиковую ленту наручников, вернул документы и пистолет

— Ну-ну… Счастливо оставаться.

— До главного здания не подбросите?

Казак хмыкнул

— Дяденька, дай закурить, а то так жрать хочется, что переночевать негде? Ладно, садись… ортодокс.

Слово «ортодокс» — казак вычитал из книжки, которая каким-то чудом попала на горную базу — и оно ему понравилось…

В главном зале аэропорта Кабул — Сашке нужна была камера хранения. В любом аэровокзале есть камера хранения, верно? И стоянка для машин, которые остаются здесь надолго — тоже есть. Все это очень нужно…

В туалете — он переоделся и немного привел себя в порядок. Побрызгался концентрированным одеколоном Шакал — это тебе не хухры — мухры, тридцать рубчиков за флакон извольте. В кармане — был ключ от небольшого «Датсун» а, стоящего на стоянке. Машина была неприметной и дешевой, для него, получающего примерно три казенных жалования с боевыми надбавками — и вовсе пустяки.

Из здания аэропорта — он вышел уже совсем не таким, как был в грязном, пропахшем потом контейнере. Журналист, молодой врач… да кто угодно. Только синяки под глазами — то ли от сотрясения, то ли от чего.

По тщательно охраняемой еще с британских блокпостов дороге — доехал до Кабула. Свернул направо, выкатил на сияющий огнями витрин Майванд. Заметил полицейские посты… как всегда запирают конюшню, когда лошади давно смотались. У него и на лобовом стекле была карточка — вездеход, которую он раздобыл окольными путями…

Если свернуть в самом конце Майванда налево, за русским посольством — то там будет район новостроек, обычных по меркам Востока, но достаточно дорогих по местным меркам. Там жили русские, жили и афганцы, разделения не было, главное, чтобы были деньги. Пятиэтажки, панельные, типового, восточного проекта с балконом, таким широченным, что он размером с настоящую комнату. Она жила там…

Оставил машину у подъезда, набрал нехитрый код домофона, скользнул в подъезд, привычно прислушался — тихо. Поднялся на четвертый этаж, протянул руку у звонку — но дверь открылась, прежде чем он позвонил. Она стояла на пороге и смотрела на него своими глазищами, огромными и загадочными, цвета изумруда, который добывают в ущелье Пандшер, севернее…

Он не говоря ни слова, шагнул вперед. Она — не отступилась…

— Эмма…

Она повернулась, чтобы было удобнее смотреть на него.

— Что?

— Выходи за меня, а?

Он сказал это в первый раз, первой женщине. И с замиранием сердца — ждал ответа.

Но она ничего не сказала. Только грустно улыбнулась.

— Нет, я серьезно… — обиделся Сашка — ты думаешь, я шучу? Я уже на квартиру коплю, в Москве. Уже сорок процентов накопил, пятьдесят — и можно заселяться. Там тоже нужны врачи, и я работать буду.

— Тебе сколько лет?

— Двадцать шесть! — с вызовом сказал Сашка

— А мне — тридцать. Ты — русский, я — пуштунка. И какая из нас семья?

— Самая обыкновенная! Настоящая! И потом — ты же говорила, что ты наполовину француженка…

— Говорила…

— Ну, вот. У нас французы считаются друзьями, весь высший свет говорит по-французски. Ты меня тоже научишь, да?

Она снова ничего не ответила

— Вот увидишь — ответил оскорбленный до глубины души Сашка — я все равно тебя добьюсь. Пойду к твоему отцу и скажу — так мол и так…

И по тому, как исказилось лицо Эммы — он понял, что сделал ошибку. Очередную… черт бы побрал, почему все так сложно в жизни. Когда происходить такое, начинаешь думать, что лучше бы под пули… там все просто и понятно.

— Эм… Я тебя обидел, да? Ну, извини…

Она ничего не ответила. Просто поднялась с кровати, надела халат и вышла из комнаты.