Законы прикладной эвтаназии - [4]

Санарава отдаёт честь, смотрит вопросительно.

«Тут только малыши? – интересуется полковник. – Мне нужен подготовленный лаборант».

«Накамура!» – вызывает преподаватель.

Накамура встаёт. Он очень надеется, что увидит Изуми. Возможно, ему придётся работать неподалёку от камер.

«Я рекомендую Накамуру, – говорит Санарава. – Был отличным курсантом, сейчас один из самых дисциплинированных и старательных лаборантов».

«За мной».

Незнакомый полковник немногословен. Накамура едва поспевает за ним.

«Ты знаком с работой доктора Иосимуры?» – «В общих чертах». – «Подробнее».

Полковник шагает так, точно не успевает на поезд. На каждый его шаг приходится три шага Накамуры. Последний вспоминает, что бывал однажды в отсеке, где работает Иосимура. Лаборатория № 5 – табличка на двери, и больше ничего. Но он не видел опытов, только пустую лабораторию.

«Прежний лаборант в госпитале с тяжёлой травмой. Один из заключённых разбил ему голову куском батареи, который прятал в камере под матрасом. Ты будешь записывать всё, что говорю я, а также доктора Танава, Томиока и Иосимура. Я – доктор Мики».

Накамура немного путается в именах. «Доктор Мики», – повторяет он про себя.

Они проходят через общий отдел, минуют знакомые Накамуре лаборатории чумы, холеры, туберкулёза, затем идут по коридору к внутренней тюрьме. Этот коридор Накамура помнит смутно, но именно через него приходилось возить тела в крематорий.

Здесь он впервые увидел Изуми. Её вели, хрупкую, но гордую, из тюремных камер в одну из бактериологических лабораторий. Она пережила чуму, выдержала, выдавила из себя, как гной из лопающегося бубона. И потом, гораздо позже, она осталась на полчаса наедине с Накамурой, курсантом-сторожем. Ей хотелось говорить – почти все её соседи по тюрьме были китайцами, не понимавшими по-японски. Она была единственным «бревном» японского происхождения. И ей хотелось говорить на родном языке.

Спросите у Накамуры, как выглядит Изуми. Он не сможет описать её, будто у него отнимается язык, только слово-ассоциация, «фонтан», сорвётся с его губ. Он влюбился в неё такую – истощённую, измученную, покрытую струпьями.

В её камере есть окно, и Накамура может добраться до него, чтобы подбросить записку с камешком. Она высовывает через прутья решётки нос, больше ничего не проходит, и Накамура любуется этим носом и шлёт ему, носу, воздушные поцелуи. Этот самый послушный, самый аккуратный лаборант.

Они минуют тюрьму и попадают в вотчину Иосимуры. Здесь страшно, очень страшно. Нет, никаких криков, никаких искажённых лиц и изувеченных тел. Страх врос в стены, страх лежит на полу, подобно тени.

Вот и лаборатория № 5. Они поднимаются на второй этаж блока «ро», центрального здания.

Стеклянные стены.

«Вы готовы приступить к работе сразу же, лаборант Накамура?» – спрашивает Мики. «Готов, доктор Мики».

Для Накамуры непривычна работа без защитного костюма. В лабораториях с животными и в чумной лаборатории Такахаси нельзя и шагу ступить без маски и спецодежды. Здесь все просто в халатах и перчатках, некоторые – в шапочках.

Стеклянные стены камеры для испытаний. Спиной к вошедшим стоит невысокий человек в очках. Иосимура, которого Накамура так боится. Даже всемогущий Исии Сиро не представляет такой опасности. Исии где-то далеко.

Иосимура оборачивается. Его взгляд на удивление мягок.

«Лаборант старший лейтенант Накамура Кодзи по вашему распоряжению прибыл!»

«У вас пять минут на изучение записей вашего предшественника, – строго говорит Иосимура. – Они лежат на столе, ручка – тоже».

Накамура смотрит на записи: стандартные описания симптоматики заболевания. В данном случае – обморожения. Смотри и записывай.

Рядом с Иосимурой – фотограф из съёмочной группы и человек с переносным мольбертом. Зачем нужен художник при наличии самой современной фототехники, Накамура не знает.

«Я готов, господин полковник». – «Называйте меня доктором».

Они все – все эти начальники, Минато, Танабэ, Ногути, Такахаси – не любят своих званий, точно стесняются их. Они называют себя врачами. Как себя чувствует врач, отнимающий жизнь? Когда какой-нибудь ассистент впрыскивает «бревну» сыворотку с бактериями чумы, что он чувствует? Он убивает, убивает безжалостно. «Мы на войне», – говорит его внутренний голос. Нет, дружок, мы не на войне. Мы в госпитале, и эти люди ничего тебе не сделали. Вводи им тиф, бросай в них бомбы с возбудителями газовой гангрены, выкачивай из них кровь, вводи им воздух в вены. Смотри, как они себя ведут, и записывай, записывай, не упусти ничего, дружок.

За стеклом три человека, все китайцы. Мальчишка лет десяти, молодой человек лет двадцати пяти и мужчина лет пятидесяти. На всех троих только набедренные повязки. На лодыжках и запястьях – датчики, датчики на груди, на шее, на голове. На полу лежат мягкие маты, но стены и потолок камеры – металлические.

«Понижаем».

Рука Иосимуры тянется к тумблеру на небольшом пульте. Два лаборанта что-то настраивают.

Люди за стеклом начинают подёргиваться, самый старший что-то говорит, но слов не слышно.

«С их стороны – отражающая поверхность», – тихо поясняет Мики для Накамуры.

Накамура внимательно следит за происходящим. Его рука строчит автоматически. Температура в «холодильнике» – плюс десять градусов. Иосимура снижает ещё на пять.