– Ничего, милок, другие займутся. Любо-дорого начало, а там пошло-поехало. Разве же при таких успехах людей оставите в покое?
– Дядя Вася, вы не тёмный обыватель. Вы – работник науки, – я намеренно преувеличил его роль, – и сами понимаете: если генная инженерия займётся людьми, то для их здоровья, благополучия, например, чтобы исправить наследственные дефекты, лечить людей от серповидной анемии, шизофрении, размягчения костей, от наследственного, – чуть было не сказал «алкоголизма», но вовремя спохватился, – порока сердца… Одним словом, для их же пользы.
– И я же говорю – для пользы, для пользы, не иначе. Сначала увеличите число бычков-лидеров, потом – обезьян. А потом? Были бы кошки, а мышки найдутся. Все Адамовы детки, все на грехи падки…
– Не беспокойтесь, дядя Вася, мы тоже заботимся о безопасности.
– А то как же, видит волк козу, забыл и грозу. Да только… не все захотят стать ентими лидерами. Не велика радость в начальники вытолкаться. Там и без ваших лидеров невпротык. Да и ни к чему это. С другого краю поспокойнее…
– Это с какого краю?
– А хоть бы и с моего. Возьмите, к слову, нашего Виктора Сергеевича. Орёл. А жизнь собачья. Крутня одна по комиссиям да заседаниям. Не то что в картишки перекинуться или на рыболовлю съездить – подумать спокойно некогда.
Я собирался возразить, да поперхнулся. Окончание его последней фразы точь-в-точь соответствовало тому, что совсем недавно я услышал от Виктора Сергеевича: «Беготня замучила. Подумать спокойно некогда». Оказывается, невидимые нити связывают самых разных людей гораздо больше, чем мы себе представляем. И весы для уравнивания, созданные природой, хитроумней любых человеческих весов. Взбирайся на гору, опережая других, сдирая кожу, хоть вовсе вылези из неё, а когда взобрался, – кровоточащий, ободранный, торжествующий, – оглянись: кого оставил позади? Только ли препятствия да соперников? Присмотрись: вон продирается по склону юноша. Не кажется ли он тебе знакомым? Ба, да ведь это ты в юности – с ещё не растраченными силами и не замутнёнными порывами. Теперь понял, кого ты опередил, кого оставил позади? Так стань с ним на весы – что они покажут? Перевесишь ли ты сегодняшний? Только в этом твоё оправдание перед собой. А перед другими? Что оставляешь им? Сколько раз тебе ещё становиться на весы, чтобы обрести чувство выполненного долга? А весы полны неожиданностей…
…Виктор Сергеевич ушёл к себе, а я задержался у большой клетки с самками. Они беспокойно сновали из угла в угол.
– Придётся повдовствовать, голубушки, не разрешают пока к вам Опала переселить, – машинально произнёс я, обдумывая странный совет Виктора Сергеевича.
Словно в ответ на мои слова, за спиной послышался шум.
Я обернулся. Опал стоял в своей клетке, схватившись за решётку, и пристально смотрел на дверь. Она открылась – и в светлом проёме показалась тоненькая быстрая фигурка…
Я не мог предположить, что на неё так подействует смерть Тома. Сначала она испугалась, полные губы задрожали, она прихватила нижнюю острыми кремоватыми зубами. И вдруг по щекам покатились мутные горошины, оставляя тёмные следы.
– Он был такой послушный, – говорила она, всхлипывая. – Такой сильный и послушный… Когда я делала им прививки, он словно понимал, что это надо. Диана пыталась меня укусить, так он дал ей затрещину. Нельзя было мне уходить на этот паршивый фильм!
– Успокойтесь, Таня, вы здесь ни при чём. То же самое могло случиться, если бы вы не уходили…
– И фильм-то был никудышный, – не слушая меня, продолжала она всхлипывать, размазывая краску по щекам. – А я как чуяла что-то. Летела сломя голову. И как же теперь Диана и Вита без него?
– На днях привезут другого вожака, – сказал я.
– А ваш противный Опал? Его не переведут в эту клетку?
С некоторых пор я заметил странную неприязнь Тани к молодому шимпу. Расспрашивал её о причинах, но она не могла ответить ничего вразумительного: «Взгляд его мне не нравится. Боюсь его». – «Он пытался напасть на вас?» – «Нет, не в этом дело», – и прикусывала губу, глаза становились отрешёнными.
– Вас, наверное, к начальству вызовут, – предостерёг её от реальной опасности. – Так я всем сказал, что…
– Всё-таки не надо было мне уходить, – упрямо качнула она головой, и русый завиток приклеился к мокрой щеке. Теперь она и вовсе стала похожа на большого ребёнка.
– Явилась наша Татьяна, – послышался бархатный баритон, и через порог вивария переступил Евгений Степанович. – Мне сообщили, что дежурить здесь должны были вы.
Таня согласно кивнула. Требовалось моё срочное вмешательство.
– Я уже говорил, что у неё родственница…
– Я в кино была, Евгений Степанович, – сказала она, и в мокрых её глазах блеснул непонятный мне вызов.
Вот тебе на, не успел-таки! Уже сколько раз я твердил, что прямолинейность погубит её. У Тани было немало недостатков: дерзкая, вспыльчивая, могла и нагрубить. Но хитрости и своекорыстия в ней не было, и, пожалуй, за это я ей многое прощал. Какая же муха её сейчас укусила?
– Так, так, в кино, и, конечно, с мальчиками…
– С мальчиками! – шмыгнула носом, и глаза мгновенно высохли.
– А Пётр Петрович по доброте душевной отдувайся тут за вас. Об этом вы подумали?
