– Мы хотим перестроить живую ткань, а не менять её на искусственную. В противном случае зайдём дальше, чем предполагали.
Он закинул ногу за ногу, потом вскочил и забегал из угла в угол. Его движения стали беспорядочными, в них появилась беспокойная юркость подростка. Внезапно он круто остановился напротив меня, смешно, по-верблюжьи выпятив нижнюю губу:
– А вы точно знаете, где нужно остановиться?
Неужели он не понимает, куда ведёт этот путь? Пагубный путь, на котором нельзя будет остановиться и повернуть обратно? Меня ничто уже не могло сдержать.
– Сначала заменим один участок, затем – другой, третий… А что останется? Нет, я не пойду на такой компромисс. Этот путь не для меня!
– Не плюйте в колодец.
– Когда же он пригодится?
– Когда исчерпаются резервы природных структур. А они неминуемо исчерпаются. И сравнительно скоро.
– Даже переделанных и улучшенных нами?
– Даже. Пластичность природных структур имеет предел.
Я молча смотрел на него, напряжённо морща лоб, придумывая достойное возражение.
– Ну что вы уставились на меня, как на новые ворота?
Видимо, академик здорово разозлился, если не воздержался от оскорбления. Он всегда злился, когда его недостаточно быстро понимали те, кого он считал своими учениками. Ему казалось, что они упрямятся и не желают вникнуть в суть, что люди вообще предпочитают не напрягать клетки серого вещества мозга. А он сам никак не желал понять, что за его мыслью трудно угнаться, что обычному человеку необходимо дополнительное время, чтобы воспринять и постигнуть его мысль.
– Ладно, будем считать, что у вас слишком длинная шея, – ворчливо проговорил он и, раздражённо барабаня пальцами по спинке стула, начал объяснять: – Когда конструктор создаёт тип автомобиля, он рассчитывает его для определённых условий, хотя и оставляет запасы прочности, мощности. Если вы захотите улучшить модель – сможете заменить шасси, форсировать двигатель и выжмете дополнительную скорость. Скажем, со ста пятидесяти до двухсот километров в час, до трёхсот наконец. Но если вам понадобится скорость полторы тысячи километров в час, а?
– Создам другую модель.
– Мы же не в детском садике. Это уже будет не автомобиль, чёрт возьми!
– Почему, чёрт возьми?
Он угрожающе уставился на меня, нетерпеливо пофыркивая, как рысак перед препятствием.
– Притворяетесь? Стараетесь разозлить? Это известно школьнику. Сопротивление среды, чёрт возьми! Для такой скорости придётся менять среду. Это уже будет не автомобиль, а самолёт. – Вид у меня, вероятно, был растерянный, и он слегка смягчился: – Вы впали в амбицию, гордый добрый молодец. Придётся начинать с азов. Природа создавала человека для тех же целей, что и дождевого червя или там божью коровку. Борьба за существование, размножение в условиях замкнутого пространства и снова борьба за существование. Да, добрый молодец, и создавала она его по принципу червя, а не творца всемогущего! Не хотите червя, претит вам, так в лучшем случае – шимпанзе, хотя тут нет никакой принципиальной разницы. Те же основы конструкции, обмен веществ, способы питания, взаимодействие с внешней средой, поддержание гомеостаза. А человек взял да и стал из собирателя сеятелем, и для этого ему понадобилось ещё стать существом социальным – исследователем и творцом. Так он участвовал в процессе самопрограммирования, без наказа матушки-природы… Хотите спросить, почему без наказа? Он был бы зафиксирован в отличиях нашего с вами строения от всего остального животного мира, а его нетути. Итак, без наказа Матушки человек решил стать из автомобиля самолётом, даже ракетой. Более того, из подопытного – экспериментатором. Как уж тут обойтись той же конструкцией организма?
– Значит, по-вашему, выход в ином: искусственные ткани, искусственный интеллект, а потом – искусственный человек, гомо синтетикус, сигом? Иные способы усвоения энергии, переработки информации, иные принципы построения? Слышал о таких модных идейках…
– Модными идеи становятся в силу целесообразности. Возьмите, например, такой печальный парадокс. Чем старше становится человек, опытнее, богаче как личность, тем более разрушает его организм неумолимое время, пока годам к восьмидесяти он не одряхлеет совсем. А ведь дай нам природа иной принцип – возможность свободной замены частей, – и в сорок лет, поумнев и став опытней, человек бы устроил свой организм сильней, здоровей, чем был он в двадцать; в восемьдесят – здоровее, чем в сорок, а в сто, в тысячу? Представляете? А ведь сигомам мы дадим принцип замены частей и ещё многие другие, которые уже применяем в машинах и аппаратах. Сигомы сначала помогут людям обжить космос, они будут и помощниками и сыновьями человечества, и сами они смогут жить в любом уголке Вселенной…
– Но для кого тогда прикажете стараться? Я эгоист, как все люди.
– Не-е-ет, ничего не поделаешь! – он даже ногой нетерпеливо притопнул. – Тупо сковано – не наточишь. Вы бы думали не как возразить, а как понять. Речь идёт именно о сохранении человеческого – лучшего, что в нас есть. Расстаётся же человек с родным, кровным своим аппендиксом. Меняет челюсть, сердце, почки… Расстанется и с бо́льшим, когда прижмёт, когда поймёт…
