Закон тайга — прокурор медведь: Исповедь - [38]

При виде женщины от стыда прикрывались руками. Она вызывала заключенных по одному, проверяла глаза, уши, рот, голову, прослушивала легкие, измеряла давление, все данные она вносила в карточку и делала соответствующую отметку.

Подошел черед одного молодого парня, среднего роста. Он подошел, держа руку на половых органах.

— Руки по швам! — скомандовала она. — Ну, вам говорят, руки по швам!

Он не слушался и продолжал стоять, как вкопанный.

— Заключенный, уберите руки, — вмешался кто-то из лагерного начальства.

Он поднялся, подошел вплотную и оттянул его руки назад.

— Ах, вот почему он не хотел показать нам свой прибор! — воскликнула главврач. Нашим взорам, всем на удивление, предстал пенис таких внушительных размеров, что все уставились на него.

— Сколько вам лет? — спросила главврач парня.

— 26, — ответил он уже без всякого стеснения. — Она проверила его, как положено, потом взяла в руки его пенис, и он начал набухать прямо в ее руках. Начальство, сидевшее тут же, начало смеяться, смеялись и мы, увидев такое.

— Ты женат? — спросила она.

— Да.

— И ты живешь с женой нормально?

— Да, но у меня это третья жена, две умерли.

— От чего?

— Я не знаю, но они все время болели.

Она еще раз полюбовалась его пенисом.

— Одевайтесь и ждите там, в коридоре!

Карточку его отложила в сторону. Прошло некоторое время, и я встретил его на работе в сангородке, рабочим. По его словам, он сожительствовал с главврачом. Сам же я попал в сангородок вот почему. Водил нас на работу один конвойный, казах. Подонок, каких мало. Я по молодости часто дразнил его, обзывая, как только мог. Однажды он не выдержал и пальнул в нашу сторону разрывной пулей. На наше счастье, мы шли по железнодорожному полотну, по насыпи, и пуля попала в рельс. Никого не убило, но восемь человек были легко ранены, в том числе и я.

С первого взгляда лагерь этот показался нам настоящим курортом. Судите сами: за плату заключенный мог переночевать в гостинице, пообедать в ресторане! Нам просто не верилось, что мы — заключенные. Более того, лагерь находился на хозрасчете — и мы получали зарплату. Ничего подобного мне видеть не приходилось…

Но вернусь все же к некоторым дорожным происшествиям. Вагоны наши были забиты, но мы с товарищем лежали на верхней полке, так что свежий ветерок овевал нас.

— Ази, — сказал мне мой приятель, — погляди-ка вниз. Там какой-то тип третий день лежит: не встает, не ест, не пьет. Уж не помер ли?

Я спустился вниз и принялся тормошить неподвижное тело.

Наконец человек этот выполз из кучи грязного тряпья…

— Чего надо? — еле слышным голосом спросил он.

На вид он выглядел стариком, оброс. Видно было, что жизнь ему крепко надоела.

— Скажи, ты чего это третий день голодовку держишь?

— А так… Ничего я не хочу. Вот только подохнуть потихоньку, чтоб никому не мешать, — ответил он и размазал грязными руками слезы.

Я попросил ребят, чтобы они помогли ему забраться ко мне на полку. Он не сопротивлялся. Я насильно заставил его малость поесть и выпить воды.

Поев и немного успокоившись, он рассказал о себе.

"Был я долгое время капитаном дальнего плавания… На Черном море служил. Во время войны командовал там же катерами береговой обороны. Сына моего в сорок третьем убили на фронте, семья эвакуировалась в Махачкалу. После войны и я туда поехал, начал работать на металлообрабатывающем заводе инженером.

Однажды, после партсобрания, подзывает меня к себе парторг и говорит:

— Не желаешь ли переехать в Башкирию на великую стройку коммунизма?

— Куда мне, — отвечаю. — Туда молодежи ехать надо, а мне скоро шестьдесят.

Не прошло и полугода, как по "представлению” парторганизации пришили мне дело… И за антигосударственную пропаганду дали мне десять лет.

Судьба этого человека сложилась в заключении так, как мне и в голову не приходило, в лагере я его долгое время не встречал. Работал я на объекте, набивал опалубку для бетона: фундамент будущего завода. Через несколько месяцев после моего там появления, объект наш посетила комиссия. В составе ее — оказался мой инженер… "Ну, как делишки, старина?” — обратился я к нему. — "Вы собственно, кто такой? Я вас не знаю и разговаривать не хочу!” — послышалось в ответ, инженер отвернулся от меня и важно пошел прочь. "Добрый друг, — с горькой усмешкой сказал я ему вслед, — Добрый друг — великое сокровище… Но не забудь, подлец, что десять лет — срок немалый и мы еще не раз встретимся…”

Так и случилось.

Старик работал в арматурном цехе. Начальство его очень берегло. До тех пор, покуда не научилось обходиться без его услуг. В последнее время, почуяв себя спокойнее, он ежедневно напивался и пьяный являлся на работу. Естественно, что от заключенного такой наглости терпеть не стали. Его выгнали с завода и перевели на общие работы. Для физической работы он был по возрасту непригоден. Скудной пайки "пенсионера” ему не хватало. "Объемом его деятельности” стали помойки. На помойке лагерной он бы не протянул долго, но поскольку зона была у нас не совсем обычная, он как-то держался. На помойке мы с ним и встретились…

Ночью я выходил из местного ресторана. Возле мусорника мне попался инженер. Он медленными движениями копался в отбросах, рассматривая какие-то отвратительные ошметки…