Закон подлости - [54]

Наши люди всегда и везде всех удивляют. У нас случай был, ещё в советские времена.

Группа туристическая была в Италии. Руководитель итальянского не знал. Спросил у своих, как будет на итальянском «Сколько стоит?». Ему сказали: «Кванта коста?» Он ходил три дня, учил. На четвёртый зашёл в ювелирный магазин и громко сказал: «Коза Ностра!»

Через пять минут полиция увозила его в наручниках.

Иностранец в магазин пришёл, спросил, сколько стоит, примерил, купил и ушёл. А наши как начнут торговаться. Одна наша тётка в Стамбуле покупала кожаную куртку. Началось с того, что турок запросил триста долларов. Наша предлагала триста рублей. А кончилось тем, что турок бросил ей ключи от лавки, а сам пошёл топиться в Босфор.

В советское время один наш известный артист поехал выступать в Японию и весь свой двухмесячный гонорар вложил в свою внешность. То есть сделал редкую в то время пересадку волос. Приехал домой с шикарной шевелюрой. И так отметил своё возвращение на Родину, что попал на пятнадцать суток. И вышел оттуда стриженным наголо. А материл почему-то японцев. Трагедия.

Наши за границей – это сборник анекдотов.

В Лондоне двое наших увидели двухэтажный автобус.

Один сказал:

– Давай покатаемся на втором этаже.

Второй ответил:

– Ты чего, дурак? Там даже шофёра нет.

В Париже, напротив Эйфелевой башни, стоят двое наших.

Один говорит:

– Коля, я чё-то не пойму, мы с тобой здесь в третий раз, а эта вышка как стояла, так здесь и стоит. Скажи, нашли они наконец нефть или нет?

Вот такие мы там особенные. А самое главное надо понять: если иностранец попадёт к нашим, как Маугли в джунгли, он очень скоро становится как мы, начинает пить, курить, материться и так далее.

А нашего, если он к ним попадёт, фиг какие иностранцы перевоспитают. Он как пил, курил, гулял, воровал, так и будет. И ещё потихонечку начнет обучать этому аборигенов. И самое главное – научит.

Путевые заметки

Ой, люблю за границей погулять! Посмотреть, как там они без нас обходятся. Одни за шмотками туда ездят, другие – за впечатлениями, а я – за приключениями на свою шею.

В Польшу ездил ещё тогда, когда мы с ними в одном лагере срок тянули.

Поляки, они нам близкие, точно как хохлы, только трезвые и не матерятся.

А особенно польки хороши. Только много «пшекают».

Я у одной спросил:

– Кто вам больше нравится, Бурда или Моден? Дольче или Габбана?

То есть подъехал к ней «насчёт картошки дров поджарить». Она мне в ответ:

– Пше-пше-пше…

Я говорю:

– Пшена, что ли?

Она говорит:

– Пшёл вон!

А может, я действительно о моде поговорить хотел.

А вот немцы, в отличие от нас, чистоту любят и порядок. У нас на улице плюнул – никто не заметит, так уже наплёвано! У них на улице плюнул – тут же уберут. Ещё раз плюнул – тебя уберут.

И во всём у них полный «орднунг». Всё время только и слышишь:

– Айн-цвай-драй! Айн-цвай-драй! Шнелль! Шнелль!

Думаете, это они маршируют? Нет. Это они сексом занимаются. Строго по расписанию. 15 минут, с перекуром, раз в неделю, четыре раза в месяц, 48 раз в год, по четвергам. И всё это у них называется: «Дас ист фантастиш!»

В Англии месяц был. Вот страна неограниченных возможностей! Там даже простой чукча свою футбольную команду имеет. А женщины с гонором. Я к одной подъехал «насчёт картошки дров поджарить». По-английски, естественно, спросил. Она в ответ тоже по-английски.

– Сейчас, – говорит, – как дам фейсом об тейбл!

Тоже мне железная леди, ржавая от злости. У нас бы тебя давно уже в металлолом сдали.

Не, они, англичане, шибко гордые. А между прочим, язык свой родной англичане плохо знают. Я у них месяц жил, месяц с ними по-английски говорил, ну, хоть бы кто понял.

Французы, те, конечно, повеселее будут. Но жутко бесстыжие. Чуть что, давай на улице целоваться. Мы в этом смысле куда целомудреннее. У нас могут в потёмках на улице догола раздеть, по морде дать, деньги отнять, но чтобы целоваться – ни за что.

А женщины там не шибко красивые. Они мне говорят: «У нас красивые только в машинах сидят». Я не удержался, сунулся в одну машину. И лицом к лицу с этой красоткой столкнулся. Она как зарычит, как залает. Хорошо ещё, что в наморднике была. Ну никакого уважения к кобелям.

Американки, те вообще странные. Всё время думают, что их кто-то домогается. Чуть что – сразу в суд. Ты не поверишь, у них там половина мужиков с жёнами живут по приговору суда.

И главное, всё на деньги меряют.

Я к одной подъехал «насчёт картошки дров поджарить», говорю:

– Пошли в кино.

Она мне:

– Это – двадцать долларов.

Я говорю:

– Пошли в ресторан.

Она мне:

– Это – двести долларов.

Я говорю:

– Да пошла ты!

– А это – триста долларов.

А вот японцев уважаю, хотя у них всё сикось-накось-наперекосяк. Пьют саке горячее, закусывают сырой мороженой рыбой. Ты вот попробуй выпить летом тёплой водки и закусить мороженой камбалой. Сразу окосеешь. А им хоть бы что, вон они как были до выпивки косыми, так такими и остались. Причём все на одно лицо. Я там с одной переводчицей неделю гулял. И только когда она меня уже со своими родителями познакомила, я понял, что она – мужик.

Израиль – вот это страна! В жизни не видел сразу столько евреев, и чтобы они все вместе одновременно разговаривали. А какие у них трогательные отношения с деньгами. Один еврей мне говорит: