Заколдованная усадьба - [36]

Также и его господин и владелец шагал в ногу со временем, являя собой выдающийся образец нового магната, в котором обыкновенно кроме имени стерты все особенности национального характера и на первый план выступает лишь характер всеобщий, космополитический.

Граф Зыгмунт Жвирский, «истинный пан», как о нем говорили в высших кругах, «grand seigneur entous cas», как называли его равные по положению, если бы вздумалось ему изменить свое имя, мог бы с легкостью сойти за немецкого графа, французского маркиза или английского лорда по такому же праву, по какому он был галицийским графом и поляком.

Владелец двенадцати деревень и хуторов, потомок одного из древнейших в Галиции семейств, породнившегося с самыми знатными домами, окруженный всеобщим уважением и почтением, он считался истинным представителем аристократии в самом благородном значении этого слова. Ни малейшего пятнышка не могло бы пристать к его имени, даже тень вульгарности не смела омрачить блеск его герба и достоинство положения.

Легко догадаться, что граф был человеком высокомерным. В его глазах ты прежде всего должен был быть графом, чтобы приблизиться к нему, но и этого было мало, чтобы общаться с ним на равных. Каждым своим шагом, поступком, каждым словом и движением владелец Оркизова умел дать понять, что человек, имей он бог знает сколько заслуг, от этого еще не делается графом, так же как не всякий граф носит фамилию Жвирский.

Если подобного рода самомнение можно считать недостатком, то трудно не согласиться с тем, что граф обладал им в полной мере, но зато только им одним. Исключая чрезмерную гордость собственным именем, которое он почитал так, как в древности почитали богов, самый злой язык не мог найти себе пищи ни в частной, ни в общественной жизни графа. Милостивый и мягкий в обращении со своими подданными, снисходительный к своим служащим, искренне преданный родине, далекий от всех антипатриотических сфер и влияний, ревностно соблюдающий все правила чести, он всячески заслуживал того всеобщего уважения, которым был окружен.

Но лучше, если читатель сам познакомится с ним поближе.

Граф как раз сидит в своей канцелярии и занят делами по своему имению.

Его лицо и фигура действительно имеют в себе нечто благородное, нечто на редкость аристократическое. Надменность высокого чела смягчена общим выражением достоинства, красивые, правильные черты исполнены обаяния. Высокий рост, импозантная осанка, непринужденность движений - во всем чувствуется истинно аристократическое благородство, которое чаще всего дано от рождения, хотя иногда свойственно и самым обыкновенным людям. Графу всего сорок один год, однако выглядит он значительно старше, отчасти по причине длинных бакенбард, которые он запустил на английский манер.

Граф не один, в его обществе находится какой-то низенький, кривобокий человечек, физиономия которого производит не самое приятное впечатление. Глубоко посаженные, бегающие глазки, от природы, может быть, и не косые, но с косым взглядом, необыкновенно острый нос, тонкие поджатые губы, растянутые в угодливой улыбке, старательно приглаженные на висках волосы придают ему льстивое, фальшивое, словом, довольно гнусное выражение.

По всему его поведению с первого взгляда видно, что он принадлежит к числу графских служащих. В самом деле, это был Панкраций Жахлевич, главный управляющий или, как он сам себя величал, полномочный комиссар оркизовских владений, который уже много лет состоял на службе у графа и, бог ведает, какими средствами и путями приобрел его неограниченное доверие. Граф ничего не предпринимал без его совета, допуская его к решению самых конфиденциальных дел. Жахлевич не только управлял всей недвижимостью графа, не только имел право нанимать и увольнять служащих, сдавать в аренду земли, шинки, пруды и мельницы, он как опытный юрист защищал интересы владельца перед судом и государством и вдобавок исполнял многие другие обязанности.

Он стал в прямом смысле слова фактотумом всей оркизовской усадьбы, ибо у него хватило ума снискать ради собственного блага не только милость и доверие ясновельможного пана, но и ясновельможной пани, и ясновельможной панны, и ясновельможного панича. И вся графская семья по любому делу, важному или пустячному, обращалась к нему, а он всегда добросовестно исполнял задание и умел угодить каждому.

Как в чем, а в области мелких услуг Жахлевич был незаменим! Он разбирался в товаре как еврейский фактор, а уж купить умел дешевле, чем кто-либо на свете. Правда, об этих дешевых покупках, заметим мимоходом, говорили всякое. Недруги Жахлевича, почти не таясь, без стеснения утверждали, будто неоценимый управитель для того, чтобы сохранить должность и расположение графской семьи, потихоньку докладывал при каждой покупке чуть ли не половину из своего кармана.

- Это мерзавец высшей марки,- говорили о нем злые языки,- какую-то тысчонку в год доложит, а, имея дело с огромными платежами, бессовестно крадет из года в год по крайней мере треть графских доходов.

Жахлевич страшно возмущался такой мерзкой клеветой, но, прижав руки к груди и вздыхая, как невинный страдалец, тотчас же находил утешение: