Заколдованная усадьба - [3]

Последние его слова произвели на собравшихся сильное впечатление. Сам войт, Иван Худоба, лихо сдвинул баранью шапку с левого уха на правое н неуверенно произнес:

- О чем говорить, кум Дмитро, ваша правда. Но ведь мы вовсе ничего даром и не хотим, мы только не знаем, что надо делать.

- Кто не знает, должен узнать,- отрезал дегтярь.

- А у кого? - снова спросил войт.

Дегтярь потер рукой лоб.

- У кого? - переспросил он, помолчав.- У себя самого, у совести своей и разума.

- Гм,- процедил войт, не очень довольный ответом.

- Вы, кум, говорите, будто загадки загадываете,- вмешался сидевший сбоку десятник Микита Тандара, первейший в громаде мудрец.

Дегтярь задумался.

- Не время еще,- прошептал он через минуту как бы самому себе.

- Как это не время? - спросил войт.

- Не время еще загадки вам разгадывать, коли сами не умеете.

- Гм,- буркнул войт.

Дегтярь вдруг поглядел в окно, словно нетерпеливо высматривал кого-то, затем опустил голову, помолчал и, барабаня пальцами по столу, как бы нехотя произнес:

- Вы требуете облегчения своей судьбы, великой милости, великого дара от людей, которых ругаете и ненавидите.

- Ба, да разве мы можем иначе? - рванулся с дальнего конца стола Грицко Венчур, некогда бывший надсмотрщиком у помещика.

Дегтярь нетерпеливо забарабанил по столу.

- Эх, темные вы люди. Ни о чем-то вы не судите разумно, все только по одной видимости. Обидит вас прохвост мандатарий - помещик виноват, прижмет негодяй эконом - опять помещик виноват.

- Хо, хо! - прервал его немолодой, понурый крестьянин, сидевший на конце стола.- Небось вы хорошо получаете от панов за деготь, коли всегда встаете на их защиту.

Дегтярь наморщил лоб, хотел что-то ответить, но удержался, только рукой махнул и, повернувшись к шинкарю, весело и громко закричал:

- Еще гарнец водки, пан Органист.

- Хо, хо! что вы делаете, кум Дмитро,- раздались два-три голоса, хотя все, предвкушая удовольствие, оживленно задвигались на лавках.

- Эх, чтобы горя не знать, еще по кружечке, панове!

- Ага,- с милостивой полуулыбкой разрешил войт от себя и от имени всей громады.

И новая чарка вина быстро обошла стол.

- Ваше здоровье, кум Дмитро,- повторяли друг за другом мужики, одним махом опрокидывая кружку.

Кум Дмитро снова глубоко задумался, а при этом время от времени поглядывал в окно.

- Ждете кого-нибудь? - спросил Микита Тандара.

- Нет, смотрю, высоко ли солнце на небе. Мне сегодня же ехать дальше,- ответил тот равнодушно.

- Уезжаете, так ничего нам и не сказав,- заметил войт с легким неудовольствием.

- А что вам говорить, когда вы мне верить не хотите?

- Ах,- как бы оправдываясь, воскликнул войт, очевидно задетый этим упреком.

Дегтярь провел рукой по лицу, и глаза его загорелись дивным огнем.

- Хотите верьте, хотите нет,- сказал он, помолчав, с твердым убеждением,- но говорю вам по совести: только от вас зависит, чтобы ровнехонько через год никто в целом нашем крае не знал панщины.

У всех собравшихся вырвался возглас радостного удивления, смешанного с легким недоверием.

- Ба, ба, - воскликнул войт, сдвинув от радости шапку на бритый затылок.

- Дай бог, дай бог! - раздался многочисленный хор голосов.

Дегтярь вдруг словно заколебался, склонил голову набок, зажмурился и закачался всем телом, как будто его разобрало от вина.

- Однако,- внезапно заговорил он снова, и голос у него слегка изменился, - без труда не ловится и рыбка из пруда. Ежели и вы со своей стороны не приложите к этому руку - ничего не выйдет!

- А как вы это себе представляете, кум? - спросил войт с прежней важностью, которую он соблюдал как лицо, облеченное властью.

Кум Дмитро опять покачнулся.

- Голова что-то у меня кружится,- пробормотал он в ответ.

- Так скоро! - посочувствовал Макар Яч, помощник войта, самая крепкая голова в громаде.

Дегтярь выпрямился.

- Погодите! - воскликнул он,- вот я расскажу вам байку. Только слушайте внимательно.

В этот момент дверь с треском распахнулась, и в трактир вошел новый посетитель, Дегтярь, оборвав речь на полуслове, стал приглядываться к вошедшему. Его примеру последовали и остальные. Тихо стало в корчме.

Вновь прибывший заметно отличался от всех, кто был в корчме. Прежде всего платьем, которое во времена панщины вынуждало мужика к уважительному обращению. Это был совсем еще молодой мужчина, одетый по-городскому, с толстой суковатой палкой в руках и небольшим узелком за плечами. Его можно было принять за ищущего места эконома или лесничего.

В те времена один вид такого человека возбуждал в крестьянине нечто вроде недоверия и отвращения. Потому-то в корчме и воцарилась могильная тишина, и дегтярь замолчал на полуслове, тем более, что физиономия пришельца и весь его облик не располагали к доверию.

На незнакомце, на редкость крепкого сложения мужчине, платье было бедное и поношенное, и каждая часть этого платья была словно содрана с кого-то другого. Выцветшая зеленая куртка с наглухо застегнутым воротом была ему коротка в рукавах, зато панталоны из грубого сукна обильными складками свисали на стоптанные порыжелые сапоги, один из которых задником глядел влево, а носок другого скривился направо. Черная суконная шапка с наполовину оторванным околышем сидела у него где-то на затылке, что придавало его физиономии, дерзкой от природы, еще более вызывающее выражение.