Заколдованная усадьба - [122]
Слово «мертвых» старый слуга произнес столь многозначительно, что у графа волосы поднялись дыбом на голове. А Костя Булий, как будто для того, чтобы усилить впечатление, помолчал, затем поднял руку и медленно, торжественно произнес:
- Ясновельможный пан! Бывает, покойники встают из гроба!
В ту же минуту в углу комнаты глухо и зловеще стали бить старые часы.
- Двенадцать! - многозначительно произнес ключник.
И в тот же миг раздался какой-то странный шум… В одном из углов с глухим лязгом сотряслись военные доспехи и оружие… внезапный порыв ветра пронесся по комнате… загасил на столе три свечи и заколыхал во все стороны оставшийся четвертый огонек.
Граф невольно обернулся, и крик смертельного ужаса вырвался у него из груди.
Он опустил пистолет, пошатнулся и без сил упал в стоящее рядом кресло.
Ключник разразился пронзительным хохотом.
XIV
REDIVIVUS
В противоположной стене с шумом отворилась потайная дверь, и на пороге появилась человеческая фигура.
- Миколай! - прошептал беззвучным голосом граф, полуживой от страха.
- Покойник! - радостно и торжествующе выкрикнул старый слуга.
В самом деле, стоило только взглянуть на висевший на стене портрет и на стоящую в дверях фигуру, чтобы ни на миг не усомниться в том, кто это. Это был воскресший из мертвых молодой староста или его заклятая тень с того света. Он стоял неподвижно, как статуя, только глаза в глубоких глазницах горели странным огнем. И по этим сверкающим глазам, по благородному выпуклому лбу, по носу с широкими ноздрями и красиво очерченному, плотно сжатому рту мы, если присмотримся поближе, узнаем в нем таинственного человека, который в личине дегтяря оказывал такое большое и важное воздействие на ход и развитие нашего романа.
Только теперь мы можем себе объяснить, почему обожаемый всюду и везде крестьянами и жителями окрестных городков кум Дмитро неизменно появлялся с вымазанным дегтем лицом, почему, разъезжая по всей округе, он, казалось, умышленно избегал деревень жвировского поместья, а когда его привели к мандатарию, прикрыл платком все лицо, хотя была на нем всего лишь небольшая царапина. Одновременно становятся понятными и та безграничная привязанность, то рабское преклонение, какие всегда оказывал ему Костя Булий.
Но граф, который никогда не видел дегтяря и свято верил в смерть брата, принял его, когда он появился, за мираж, за привидение, за призрак с того света и, окаменев от страха и ужаса, вглядывался полубезумным взором в зловещую фигуру.
Староста Миколай Жвирский еще с минуту постоял на пороге неподвижный, как скала, потом сделал шаг вперед и промолвил тихим, торжественным, но одновременно суровым и жестким тоном:
- Брат мой! Зыгмунт!
В суеверном страхе граф вытянул перед собой руки.
- Всякое дыхание да славит господа! - пробормотал он, совершенно потеряв мужество.
По лицу старосты промелькнула улыбка.
- Успокойся, Зыгмунт, я живой,- спокойно и решительно сказал он.
- Живой? - недоверчиво пролепетал остолбеневший граф.
Ему вдруг показалось, что его мучит кошмарный сон. Он резко задвигался в кресле и обеими руками стал тереть глаза. Тем временем Миколай Жвирский неторопливо подошел к нему и медленно положил руку ему на плечо.
Граф вздрогнул и вскочил на ноги. В смертельном испуге он хотел позвать на помощь, искать спасения. Он поспешно оглянулся, но в другом углу комнаты высилась лишь огромная фигура Кости Булия и мерцали из-за густых бровей его мрачные глаза.
Задыхаясь от ужаса, граф рухнул бессильно в кресло; в первый момент ему показалось, что он теряет рассудок. Пан Миколай снова положил руку на плечо брата, и лицо его постепенно теряло то гневное и суровое выражении с каким он появился в зале.
- Я жив, брат,- повторил он намного мягче.
- Ты… ты… ты… живой? - произнес, заикаясь, граф.
- Если не веришь, дотронься до моей руки!
Граф, все еще в полубеспамятстве смотрел на мнимый загробный призрак широко открытыми глазами.
- Ты жив! Ты не умер! - вскричал он наконец, понемногу приходя в себя и начиная постепенно понимать положение вещей.
- Успокойся же! - сказал староста.
- Ты жив, жив! И это ты, ты, Миколай! - снова и снова повторял граф.
- Это я, Зыгмунт, твой единственный брат.
- А как же твоя смерть?
- Инсценирована.
- А останки, погребенные в склепе?
- Не мои.
- Не твои?!
- Вы похоронили труп Олексы Паньчука.
- Твоего второго слуги. А ты жив и вернулся?
Миколай Жвирский с улыбкой покачал головой
- Ты спрашиваешь, вернулся ли я к прежней жизни,- заговорил он, немного помолчав. - К сожалению, для мира и для самого себя я умер.
- Но ведь ты живой? - с простодушной поспешностью спросил граф.
- Я живу ради великой благородной цели,- возразил староста, и в глазах его вспыхнул дивный огонь.
Граф обеими руками схватился за голову.
- По правде говоря, я не знаю, сплю я или бодрствую. Ты для меня неразрешимая загадка.
Миколай сдвинул брови, на лице его появилось прежнее мрачное и суровое выражение.
- Я велел привести тебя, брат,- сказал он, помолчав,- чтобы обстоятельно поговорить здесь с тобой.
- О, я давно жаждал этого! - ответил граф.
Словно темная туча набежала на чело пана Миколая.
- Костя по-своему уже подготовил тебя к содержанию нашего разговора.
Вышедшие в издательстве «Галлимар» «Военные записки. 1939–1944» Антуана де Сент-Экзюпери критика назвала «литературной сенсацией года» не столько потому, что они вместили множество новых, ранее не публиковавшихся корреспонденций писателя, сколько из-за поражающего созвучия его мыслей с проблематикой наших дней.Издательство «Прогресс». Москва. 1986.Статья «Надо придать смысл человеческой жизни» впервые напечатана в 1938 году в парижской газете «Пари-суар».Перевод с французского Ю. А. Гинзбург.
Сборник Хемингуэя "Мужчины без женщин" — один из самых ярких опытов великого американского писателя в «малых» формах прозы.Увлекательные сюжетные коллизии и идеальное владение словом в рассказах соседствуют с дерзкими для 1920-х годов модернестическими приемами. Лучшие из произведений, вошедших в книгу, продолжают биографию Ника Адамса, своебразного альтер эго самого писателя и главного героя не менее знаменитого сборника "В наше время".
«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
`Я вошел в литературу, как метеор`, – шутливо говорил Мопассан. Действительно, он стал знаменитостью на другой день после опубликования `Пышки` – подлинного шедевра малого литературного жанра. Тема любви – во всем ее многообразии – стала основной в творчестве Мопассана. .
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.