Заколдованная усадьба - [123]
- Как!- живо воскликнул граф.- Упреки, которые он посмел мне делать только что…
- Это и мои упреки.
- Твои, говоришь!
Миколай Жвирский выпрямился, все такой же хмурый, угрюмый.
- Поговорим откровенно, брат,- сказал он, подвигая к себе одно из кресел и садясь рядом с братом.- Поговорим впервые за восемнадцать лет,- добавил он спустя минуту.
- Я слушаю тебя, Миколай,- ответил граф, и в его голосе слышалось сильное волнение.
Староста опустил голову и некоторое время сидел молча…
- То, что я сразу открыл тебе тайну своей смерти,- заговорил он наконец,- есть лучшее доказательство моего доверия. Не думай, что, ослепленный злобой и ненавистью, я бросаю тебе обвинение перед портретами наших предков, здесь, где жива еще память о нашем с тобою отце.
Граф опустил глаза и нахмурился.
- Но ты позволишь мне, наконец, оправдаться пред тобою? - сказал он более твердо.
На губах старшего брата появилась горькая улыбка.
- Оправдаться! - проронил он и замолк.
Граф Зыгмунт торопливо продолжал:
- Я не хочу и не мыслю снимать с себя вину, но столь сильного гнева с твоей стороны я все-таки не заслужил.
Горькая улыбка вновь промелькнула на устах старосты, а Костя Булий, который с самого начала этой сцены ретировался в противоположный угол зала, громко и горестно вздохнул.
- Что ж, попробуем объясниться,- сказал старший брат.
- Я слушаю твои обвинения, Миколай.
На угрюмое лицо Миколая Жвирского набежала печальная тень.
- Ты прости меня, Зыгмунт,- проговорил он, слегка запинаясь,- но чтобы стало более понятно, мне придется задеть еще одну дорогую тебе особу.
- Мою мать! - воскликнул граф.
- Мою мачеху,- прошептал его брат и склонил голову на грудь.
Вся кровь бросилась графу в лицо.
- Вот уже десять лет, как она покоится в могиле,- проговорил он тихим и дрожащим голосом.
- И вот уже десять лет, как я простил ее и совсем не хочу оскорблять ее память. Без обиды и неуместных упреков я упомяну лишь о том, чего нельзя избежать!
- Я тебя слушаю,- ответил граф, сдаваясь.
Миколай потер лоб и задумчиво покачал головой!
- Тебе не надо напоминать, как проходили мои детские годы,- начал он, помолчав.- Ты знаешь, что я потерял мать еще грудным ребенком, а через год у меня уже была мачеха. Не знаю, по каким причинам, по каким злосчастным приметам я в первые же младенческие годы прослыл среди людей совершенным идиотом, существом от рождения умственно отсталым.
- Так казалось всем,- поспешил граф стать на защиту матери.
- И поэтому никто не счел нужным всерьез заниматься моим воспитанием. Я, как животное, был отдан во власть слепых инстинктов,- с горечью продолжал старший брат.
- Миколай, Миколай,- мягко прервал его граф.
Но Миколай Жвирский, не обратив на это внимание, продолжал:
- Отец уже тогда временами терял рассудок, а вскоре и вовсе обезумел; другие же не чувствовали себя обязанными заботиться о развитии несчастного недоумка; так я и рос, едва умея читать и писать, темный и неотесанный, дикий, несдержанный, все меня презирали, отталкивали, в частности ты, мой брат.
- Миколай! - снова прервал его граф, неприятно взволнованный.
Тот тряхнул головой.
- Еще пока с нами жила славная пани Тончевская, была хоть одна душа на свете, которая занималась мною, моим развитием, но когда она покинула усадьбу, я был брошен совершенно.
- Но помилуй, у нас с тобой были одни и те же гувернеры,- возразил граф.
- Они заранее видели во мне неуча и недоумка, тем самым оскорбляли мою гордость и вызывали отпор. Нарочно, назло им я отказывался от учения. Отталкиваемый всеми, я тоже всех от себя отталкивал; некрасивый, неуклюжий, дикий, глуповатый Миколай нигде не находил для себя убежища милее, чем в красной комнате, около отца, которого страстная любовь к родине лишила здоровья и разума.
При этих словах глубокое волнение отразилось на его лице и слезы блеснули в глазах.
- И знай, что отец при всем своем безумии научил меня большему, чем все твои гувернеры при всем их уме.
Он вдруг прервал свою речь и стремительно провел рукой по лбу.
- Но нет… не об этом я буду сейчас говорить,- снова начал он.- А о том, как, темный, дикий, неистовый, я тогда впервые испытал чувство, о котором прежде не имел никакого представления.
- Ксенька,- прошептал граф и невольно опустил голову.
- Ксенька,- горячо подтвердил Миколай.- Да, о ней буду я говорить. Зыгмунт, я искренне любил ее.
- Простую девку! - прошептал граф, не поднимая головы.
Миколай горько рассмеялся.
- Ты говоришь, простая девка, - вскричал он, распаляясь гневом.- А ты помнишь, кем был я тогда, всеми пренебрегаемый, заброшенный? Чем отличался я от нее, какое у меня было перед ней превосходство? Я был ровня ей в понятиях и разуме, а в привилегии своего рождения я инстинктивно никогда не верил.
Он снова замолк, устремив на брата испытующии взгляд, но тот сидел не двигаясь с опущенной головой.
- Зыгмунт,- произнес наконец староста на диво проникновенным тоном,- знаешь ли ты, какую боль причинил мне, какую бурю чувств поднял во мне?
Зыгмунт задрожал всем телом и, поднимая голову, заговорил с лихорадочной поспешностью.
- Но почему ты ни разу не позволил мне оправдаться в этом моем поступке, почему ты с тех пор не хотел голоса моего слышать?
Вышедшие в издательстве «Галлимар» «Военные записки. 1939–1944» Антуана де Сент-Экзюпери критика назвала «литературной сенсацией года» не столько потому, что они вместили множество новых, ранее не публиковавшихся корреспонденций писателя, сколько из-за поражающего созвучия его мыслей с проблематикой наших дней.Издательство «Прогресс». Москва. 1986.Статья «Надо придать смысл человеческой жизни» впервые напечатана в 1938 году в парижской газете «Пари-суар».Перевод с французского Ю. А. Гинзбург.
Сборник Хемингуэя "Мужчины без женщин" — один из самых ярких опытов великого американского писателя в «малых» формах прозы.Увлекательные сюжетные коллизии и идеальное владение словом в рассказах соседствуют с дерзкими для 1920-х годов модернестическими приемами. Лучшие из произведений, вошедших в книгу, продолжают биографию Ника Адамса, своебразного альтер эго самого писателя и главного героя не менее знаменитого сборника "В наше время".
«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
`Я вошел в литературу, как метеор`, – шутливо говорил Мопассан. Действительно, он стал знаменитостью на другой день после опубликования `Пышки` – подлинного шедевра малого литературного жанра. Тема любви – во всем ее многообразии – стала основной в творчестве Мопассана. .
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.