Заколдованная усадьба - [121]
Граф обвел глазами увешанные портретами стены и, несмотря на тайный страх, который пронизывал его, вдруг приосанился, и его смущенное лицо даже прояснилось счастливой улыбкой.
Вид стольких покрытых славой предков, видимо, исполнил его бодростью и отвагой; сразу позабыв о своих опасениях, он схватил один из канделябров и, быстро подойдя к стене, стал блестящими глазами вглядываться в фигуры и лица своих благородных пращуров.
Костя Булий продолжал молча стоять на месте; лишь спустя несколько минут он оглянулся на своего спутника и с каким-то особенным выражением начал следить за каждым его шагом. Граф быстро переходил от портрета к портрету. Он уже миновал целую вереницу магнатов в кармазиновых жупанах, воевод, каштелянов, старост и вдруг остановился перед портретом отца.
На портрете отец не был еще тем седовласым старцем с длинной, седой и неряшливой бородой, с тоскливым бессмысленным взглядом и побледневшим, болезненным лицом, каким граф его запомнил с детских лет. Постигшие родину несчастья не только помутили его разум, но одновременно подсекли и его физические силы.
Художник изобразил его в полном расцвете сил, с гордым челом, с живыми сверкающими глазами. Это был могущественный магнат, сторонник Барской конфедерации, еще не отчаявшийся спасти родину, не сломленный жестоким разочарованием и сомнениями. Граф несколько минут вглядывался в благородные значительные черты отца, и грудь его вздымалась все более бурно.
Но вот он сделал еще шаг и остановился перед портретом брата. Слегка вздрогнув, он с тихим вздохом покачал головой.
У Кости Булия сверкнули глаза. Он весь напрягся, грозно насупил брови и, положив одну руку на грудь, а другую торжественно подняв вверх, промолвил глухим голосом:
- Приглядитесь хорошенько, ясновельможный пан, ведь это портрет брата, которого вы обидели при жизни, и хотите обидеть и после смерти.
Граф, никак не ожидавший подобного обращении, отскочил от стены и с перепугу едва не выпустил из рук канделябр.
- Что ты сказал? - крикнул он.
Костя, все с тем же грозным и торжественным видом, сделал шаг вперед.
- А то и говорю, ясновельможный пан,- продолжал ключник, подчеркивая каждое слово,- что вы столько страданий доставили моему пану, пока он был жив, что могли бы хоть мертвого оставить в покое.
Граф так и задергался весь.
- Что это все значит? Не понимаю! - вскричал он, остолбенело уставившись на старого слугу.
Тот злобно сжал зубы.
- Может, это неправда? - прошипел он.
Бледное до этого лицо графа побагровело от гнева и возмущения.
- Эй, приятель… - начал он повышенным тоном.
Костя Булий тихо рассмеялся.
- Неприятно вам вспоминать об этом, ясновельможный пан, верю…
Тут к вельможе, уязвленному в его гордости, вернулась присущая ему самоуверенность, и он грозно выпрямился.
- Ты что себе думаешь, мерзавец,- крикнул он громко и шагнул вперед.
Старый слуга не двинулся с места, а глаза его засверкали еще более сурово.
- Потише, потише, ясновельможный пан,- ответил он с ударением.- Сдержите свой гнев, приберегите его к концу, когда услышите всю правду.
Зловещее выражение глаз и лица, с которым ключник произнес эти слова, заставило графа вздрогнуть, но он тут же овладел собой и сделал еще один шаг вперед.
- Ты, стало быть, заманил меня в западню, негодяй! - быстро сказал он.
Костя Булий снова как-то странно усмехнулся.
- Ха! - буркнул он с издевкой.- Это ясновельможный пан ставит ловушки, охотясь за чужим имуществом, а ведь пословица говорит: «Кто другому яму роет, сам в нее попадет».
Это было уже слишком для гордого магната, к тому же задетого несправедливо. По лицу его разлилась смертельная бледность, он был возмущен до глубины души.
- Мерзавец! - крикнул он и сделал движение, словно хотел кинуться на противника.
Костя Булий злобно расхохотался.
- A-а, вам, ясновельможный пан, неприятно это слышать, а ведь все правда, святая правда! Разве не причинили вы своему старшему брату зла при его жизни? - продолжал он, все более распаляясь,- а теперь разве не покушаетесь вы на имущество, которое он завещал другому; разве не хотите из подлой алчности выставить его имя на посмешище всему миру, не называете его сумасшедшим и недоумком?..
Графа от гнева трясло, как в лихорадке, губы его дрожали.
- Замолчи! - крикнул он, не помня себя от возмущения.
Старый слуга насмешливо и пренебрежительно покачал головой.
- Только ошиблись вы, ясновельможный пан, ошиблись! - снова заговорил он, не меняя тона.
Граф скрипнул зубами и сунул руку в карман сюртука.
Но Костя Булий невозмутимо продолжал:
- Вы хотели отдать на посмешище имя своего брата, а опозорите свое собственное.
Граф топнул ногой и с громким нечленораздельным возгласом подскочил к Косте Булию.
Тот невольно отступил, протянув вперед руку, он крикнул с угрозой:
- Ясновельможный пан!
В руке у графа блеснуло дуло пистолета.
- Негодяй! Ты думал поймать меня безоружным, - прокричал он, прицеливаясь.
Костя Булий скрестил на груди руки и разразился диким смехом.
Граф умолк и дрожа замер на месте. Страшен был смех, в нем звучало что-то нечеловеческое.
- Плохо вы обеспечили себя, ясновельможный пан, - насмешливо сказал Костя Булий,- у вас есть пуля для живого, но чем будете вы стрелять в мертвых?
Вышедшие в издательстве «Галлимар» «Военные записки. 1939–1944» Антуана де Сент-Экзюпери критика назвала «литературной сенсацией года» не столько потому, что они вместили множество новых, ранее не публиковавшихся корреспонденций писателя, сколько из-за поражающего созвучия его мыслей с проблематикой наших дней.Издательство «Прогресс». Москва. 1986.Статья «Надо придать смысл человеческой жизни» впервые напечатана в 1938 году в парижской газете «Пари-суар».Перевод с французского Ю. А. Гинзбург.
Сборник Хемингуэя "Мужчины без женщин" — один из самых ярких опытов великого американского писателя в «малых» формах прозы.Увлекательные сюжетные коллизии и идеальное владение словом в рассказах соседствуют с дерзкими для 1920-х годов модернестическими приемами. Лучшие из произведений, вошедших в книгу, продолжают биографию Ника Адамса, своебразного альтер эго самого писателя и главного героя не менее знаменитого сборника "В наше время".
«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
`Я вошел в литературу, как метеор`, – шутливо говорил Мопассан. Действительно, он стал знаменитостью на другой день после опубликования `Пышки` – подлинного шедевра малого литературного жанра. Тема любви – во всем ее многообразии – стала основной в творчестве Мопассана. .
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.