Заклинательница пряжи - [28]
Меня поселили в городе Нант на северо-западе страны, в месте рождения Жюля Верна и центре французской работорговли. В предыдущих поездках мне удавалось спокойно ассимилироваться в культуру страны, но в этот раз мой raison d’être[76] – оставаться чужестранкой, буквально «чужим человеком». Моим мечтам спрятаться под плащом французской культуры не суждено было сбыться. Меня наняли, чтобы я была другой – была l’Américaine[77].
Два дня подряд нас натаскивали, как учить английскому. Мой любимый урок – тот, где нам показывали, как обращаться с видеомагнитофоном. Учитель говорил с нами очень медленно и строго, демонстрируя кнопку с надписью PLAY и объясняя, как она работает.
Начались занятия. Я оказалась паршивым учителем. Я видела одних и тех же учеников только два раза в месяц, что практически сводило на нет непрерывность обучения. Когда «Как прошли выходные?» не срабатывало, я прибегала к играм, заставляя учеников заполнять текстом облачка диалогов в комиксе про Кальвина и Хоббса[78] или переводить текст песни «Hotel California». Наконец я сдалась и стала показывать всем подряд древнюю запись фильма «Манхэттен», которую откопала в медиабиблиотеке.
Остальные учителя были довольно дружелюбны, но никогда не позволяли забыть о том, что я чужая. Однажды утром я приехала на работу в своем французском наряде – коротенькой юбке и колготках, грубых кожаных ботинках, тонком шерстяном пальто и шерстяном шарфе, обмотанном несколько раз вокруг шеи, как я подглядела у своих учеников в переполненных коридорах (мне не раз прилетало такими шарфами в лицо, когда они накручивали их на шею). Я уверенно процокала в учительскую, где, к слову, до сих пор стояла печатная машинка, и тут же ко мне подошла одна из учительниц английского. «О! Кла'аа! – проворковала она. – Вы поранили шею?»
А школьный консьерж, большой фанат вестернов, прознав, что я выросла в Аризоне, каждый раз, когда я приходила или уходила, разыгрывал сцену с воображаемой перестрелкой.
«Эээй, Кла'аа! – резко окрикивал он меня через окошко крошечной комнатки у парадного входа. – Паф-паф-паф! – он разряжал обойму своих воображаемых пистолетов и засовывал их обратно в воображаемую кобуру. – Я есть как каубой, да-а-а?»
Когда этот год закончился, я уже больше не верила, что мне удастся сбежать и стать своей во Франции. Как бы ни была очаровательна Французская Клара, мой плащ-невидимка совсем износился. И никуда не деться от факта, что мозг Французской Клары и мозг Американской Клары – это одно и то же. Я знала, что, даже если останусь во Франции до тех пор, пока мне не стукнет девяносто, я все равно для всех останусь l’Américaine – а это было совсем не то, о чем мне мечталось. А еще я поняла, что пушистый мохер на самом деле довольно симпатичен, особенно если позволить ему раскрыться полностью.
За неделю до отъезда из Франции я пошла в букинистический, чтобы продать несколько книг. Пока продавец осматривал мою коллекцию, я бесцельно изучала полки. Вдруг в проходе между ними раздался знакомый голос. «Mais non, ce n’est pas possible[79], – произнес он. – C’est la petite Américaine»[80]. – «Кла'аа?»
Я подняла глаза и увидела Жака – моего дымящего сигаретного Жака из того первого лета. Он только что переехал в Нант на должность преподавателя в университете. Мы тут же стали наверстывать упущенное. Софи жила на юге со своим парнем. У них был ребенок. С Марианной он давно расстался. У него была новая женщина. Мне она понравится, сказал он. Я должна приехать и поужинать с ними до своего отъезда. Но телефона у них еще не было, поэтому я дала ему свой номер, и на этом мы расстались. Съездив в Рим в гости к своей семье, я вернулась в Нант и обнаружила, что мои соседки по комнате – все они тоже уезжали – отключили телефон. Я уехала из Франции в последний раз, так больше и не встретившись с Жаком. С тех пор прошло уже двадцать лет, и я давно прекратила попытки затеряться в чужом полотне. Мне нравится думать, что моя жизнь теперь гораздо лучше подходит моей долевой нити. Теперь я наслаждаюсь ажурным вязанием, оно подчеркивает достоинства мохера, а не сминает его нити. Но все еще хочу вернуться во Францию. Всегда, когда поджимают сроки, я открываю по меньшей мере три разных окошка в браузере, в каждом из них очаровательный загородный дом или квартира, которые можно арендовать где-нибудь во Франции. И чем ближе сроки, тем больше дом и долго-срочнее аренда.
Часть меня боится, что та Клара, которой я стала, будет задвинута в сторону так долго спящей французской копией, как только появится такая возможность. Я переживаю, что моя прекрасная жизнь может снова показаться неполной на фоне того заманчивого, глянцевого, гладко-сплетенного мира. А может быть, Франция тоже изменилась? Может, ее полотно теперь способно вместить больше разнообразия. Может, теперь оно примет мою пушистую взъерошенность, и две Клары смогут наконец-то стать одной.
Взывая к Джун Кливер
Говорят, что внешность обманчива, важно только то, что внутри. Все это отлично, прекрасно и замечательно, но как же быть с пирогами? Можно приготовить самую изысканную начинку из всех известных человечеству, но если тесто – полный провал, то никто и кусочка не захочет попробовать.
